Смертная чаша

Но Воротынский даже не заметил его усталости. «Вот оно! Началось…» – и на сердце лег холодок у государева большого воеводы.

– Вот, значит, куда направляются… Не обхода ищут, в лоб идут, уверены, что проломят нас… – размышлял он вслух. – Верно ле, что сам царь идет, а не царевичи? Верно ле, что не скорым изгоном, а в силе тяжкой?

– Истинно так. По сакме сочли: тысящ с сорок, а то и поболе. Дозорных двое, ближе прочих ко крымским людям подобравшиеся, едва к ним в зубы не попались. Одного положили все-таки, второй утёк. Бает, не одна там крымская сила, еще и ногайцы да черкесы, да беглые цитраханцы. Бает, видал турского человека. Бает, кош идет с пушечным нарядом, и звери вельблуды при нём.

– Вот оно как… Сорок тысяч.

Князь Воротынский имел под рукою точнехонько вдвое меньше бойцов, чем у Девлетки. Может, подойдут еще казаки именитого ватамана Михайлы Черкашенина да кое-какие отряды пищальников с городов, да конные сотни… а всё одно, более двадцати пяти тысяч не станется. «Худо. Но побороться-то можно. Особливо если не пропустить царя крымского дальше Оки. Не дать хану прорваться к коренным землям московским и замосковным, не дать ему устроить там новое разорение. Коли пронесется по ним злой вихорь татарской конницы, то землица надолго обезлюдеет… Можем и не встать оттоле, вся держава Русская падет, а соседи, яко хищные враны, на тело ее сядут, дабы расклевать плоть до костей и очи вынуть. Ныне шатко христолюбивое царство, едва на ногах держится, хвори его одолевают, крови немало из жил его истекло. Кто до сердца его ныне татар допустит, тот из колена в колено родов будущих яко сущий хороняка и сквернавец навеки прославлен будет! Имя его не отмоется… Но ничего, есть надежда. Окский берег ныне крепок, спроста его не возьмешь, нет. Здесь бы незваных гостей и остановить. Нельзя далее него пускать Девлетку».

Так. Так.

«Если доведется пойти на прямое дело, один раз ударить сможем, на второй силенок не хватит. Но один-то раз лбами столкнуться, и так, чтобы ровно бой шел, так, чтобы тыл не подать, – сумеем… Были бы сердца крепки да Бог милостив, и свеча наша не погаснет».

Так. Так.

– Теперь ступай, отдохни. Всё, отсторожил своё, сторож. К станицам тебя не отпускаю, тут мне понадобишься.

Полетели гонцы от князя Воротынского на Восход и на Закат. Миновав ворота Серпухова, понеслись они на лучших конях, что даны из государевых конюшен, по городам Окского берега.

Один поскакал в Тарусу, ко князю Никите Одоевскому, над полком Правой руки поставленному. Недавно Одоевский бил челом государю на него, Воротынского, в отечестве. Мол, почему местом ниже поставлен? Родом же и коленом, мол, Воротынского он не ниже! На его безумную затейку глядя, и прочие воеводы задуровали, переместничались. Слава Богу, из Москвы пришла грамота: нынешний поход – без мест! Тем токмо безумье и прекратилось… Дурил князь, да в том его воля, а ныне ратники его смерть как надобны.

Другой – на Калугу, ко князьям Андрею Хованскому да Дмитрию Хворостинину с Передовым полком. Эх, сильный полк, да долго им идти от Калуги, долго!

Третий – в сторону Каширы, туда, где поставлен Сторожевой полк под рукою крепкого и в делах стратилатских умудренного князя Ивана Шуйского.

Четвертый – к Лопасне. Там стоит князь Андрей Репнин с полком Левой руки. Этот тоже бил челом государю о местах – на князя Хованского. Что за раздрасие! Не ко времени. Слава Богу, примирились они…

Пятый – в свой же Большой полк, к малым воеводам князю Коркодинову да князю Сугорскому, начальным людям над всем нарядом и гуляй-городом, стоящим на Коломне. На крепостицу сию особная надежда, ибо чует сердце, без гуляй-города на сей раз дело не обойдется.

Всем – один приказ: сняться с места и идти с великим поспешением к Сенькину броду, что лежит между Серпуховом и Каширой. Идти бессрочно, ночью и днем, себя не щадя, оставляя истомленных на дороге – потом догонят! Не давать себе отдыха, помимо самого краткого, не позволять себе ни малейшего промедления, ибо промедление – конечная погибель!

Шуйскому да Репнину до Сенькина брода ближе всего. Им стоять насмерть, дожидаясь остальных, телами своими закрывая дорогу к столичному городу. Ныне их полки – живая стена для всего Московского царства.

Такожде и Большой полк сдвинулся с места. Хотя и самый сильный он в русском воинстве, но в одиночку татар не сдержит. В Серпухове у Воротынского под рукой всего-то тысяча и восемь сотен конников-дворян, в коих истинная сила воинства. Помимо них – всякий люд сборный-приборный: боевые хлопы, казаки, стрельцы… но им против дворянского ополчения цена другая, яко вдвое-втрое помене. Даже если сложить воедино его собственных ратников да людей Шуйского с Репниным, всё равно выйдет маловато. Для хорошей драки – маловато! Нужны все полки.

Если конница врага собьет заслоны на Сенькином броде, то до Москвы она домчит дня за три, много – за четыре. Погубят столицу!