Смещение

Телефон заиграл фрагмент знакомой песни… Какой? Не вспоминалось. Прежде была мелодия из «Темного завтра» в исполнении группы «Стрип», Остмейер поставил мелодию в день, когда получил телефон, и не менял. Он любил постоянство в жизни, компенсируя стрессы на работе.

Остмейер поискал на дисплее телефона иконку ответа и нашел ее, конечно, не там, где она была всегда. Если бы он по привычке ткнул пальцем в знакомое место (он делал это не глядя), то попал бы на иконку «Менгер». А это что такое?

Вызов продолжал звучать, и Остмейер осторожно коснулся нужной иконки кончиком указательного пальца.

— Барри, — сказал незнакомый голос, — почему так долго не отвечаете?

— Представьтесь, пожалуйста, — ответил Остмейер, как отвечал всегда, если звонили с незнакомого номера незнакомым голосом.

— Что?! Представиться? Барри, вы что…

— Пожалуйста, представьтесь.

— Вы выпили?

— Пожалуйста, пред…

— Детектив Остмейер! — Голос теперь звучал сухо, в нем были слышны металлические нотки. — Жду вас у себя в кабинете с отчетом по делу Эверетта.

Отбой.

Три минуты Остмейер сидел, глядя в пространство и положив ладони на стол, ему казалось, что дрожат пальцы.

Логически. Изменился я или изменилась реальность? Есть третий вариант? Нет. Естественный вывод — что-то произошло с ним самим. Но он не пил, позавтракал как обычно — кофе, пара тостов. Если что-то кто-то зачем-то и, главное, как-то подмешал в кофе (больше некуда), реальность для него не могла измениться в долю секунды, так не бывает. Химия действует иногда очень быстро, но никогда — мгновенно. Будто переключили из одного режима в другой.

Допустим, галлюцинация. Одновременно зрительная и тактильная? Движения пальцев привычны и неизменны. Не на своем месте иконки и клавиши.

Какое дело он вел? Правильно — дело Марка Оливера Эверетта. Пропал конверт с формулами его отца, Хью Эверетта Третьего, умершего от сердечного приступа полвека назад. Формулы… При чем тут формулы? Он их даже не видел, а, если бы и увидел, то ничего бы не понял, математика для Остмейера была китайской грамотой.

Что-то здесь… Да! Хью Эверетт Третий — Остмейер видел по каналу «Дискавери» — придумал параллельные миры. Ты-здесь, ты-там, и ты-еще-где-то в другом мире.

Логично. Но невозможно. Одно дело — формулы, математика, физика… как ее… да, квантовая. И другое дело — реальность, где добился немалого, хотя и далеко не всего, чего хотел, женился на Зальме, развелся, детей, слава богу, не создал, не его это хобби — дети. Зальма потому и ушла, что он не хотел детей — хобби у него было другое: скачки. Он не играл на тотализаторе, он прекрасно умел считать деньги и, будучи детективом, отлично понимал, к чему приводят подобные игры. Но смотреть, как лошади несутся по дорожкам, холка к холке, Длинный отстает, надо же, зато Красивая сегодня в ударе… Счастье!

В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вошли.

Двое. Одного Остмейер узнал: коллега, детектив Олли Киперман. Второго видел впервые.

— Олли, — сказал Остмейер, — добрый день.

И перевел взгляд на второго. Что-то знакомое в этом человеке было, но память молчала. Памяти Остмейер доверял больше, чем зрению. Глаза могли ошибаться, а в памяти хранилась уже обработанная сознанием информация, лишенная наносных ненужных деталей, но соотнесенная с истинной, а не кажущейся, сутью событий.

— Вы… — начал он и умолк.

Киперман отвернулся. Второй прошел к стоявшему напротив стола, привинченному к полу стулу, сел, нога на ногу, Остмейер успел удивиться нахальству посетителя прежде, чем услышал:

— Детектив Остмейер, доложите результат работы по делу Эверетта.

Сказано было сухо, твердо, но Остмейер наметанным взглядом оперативника видел, что внутренне посетитель кипит и едва сдерживает эмоции.

— Олли, — спокойно сказал Остмейер, глядя на Кипермана, — кто этот нахал и почему ты привел его ко мне? По делу Эверетта он не проходит, иначе его физиономия была бы мне знакома.

Киперман покраснел, и Остмейер совершил самую грубую ошибку в жизни, решив, будто Олли чего-то стыдится.

— Детектив Остмейер, — неизвестный повысил голос, — отстраняю вас от работы. Все дела, которые вы ведете, передайте детективу Киперману. Немедленно. Документы и значок сдайте на выходе, там будут предупреждены.

Остмейер вскочил, но выплеснуть возмущение не успел. Так же быстро, как уселся, незнакомец поднялся и вышел. Секунду назад он сидел, положив ногу на ногу, и вот его уже нет в комнате, а Киперман остался и покраснел еще больше. Таким смущенным Остмейер его никогда не видел.

— Что с тобой сегодня, Барри? — Киперман не произнес, а выдавил из себя несколько слов.

— Что это значит, черт побери? Кто этот тип? Что за комедия? Кого ты, черт побери, привел?!

Я кричу, отметил Остмейер. Это плохо.

— Барри! Ты хочешь сказать, что не узнал Кептона?

— Какого еще Кептона?

Киперман взял себя в руки, подошел к столу, встал напротив Остмейера и сказал, глядя ему в глаза и не позволяя (известный любому следователю прием) отвести взгляд: