Смятение

– Я не знаю, – жалобно протянула она. – Думала, что да, но я не знаю. У меня словно бы все чувства неправильные, а значит, и чувствовать их мне не след. Я пробую обходиться совсем без них, но делается только хуже и хуже. В прошлый раз, когда он приезжал, мне было нестерпимо… – Залившись краской стыда, она не смогла договорить.

Он смотрел на нее с любовью.

– Я как бы знал, – заговорил. – В самом деле – с первого же дня, как увидел вас… – Было что-то от подавленной душевной муки в том, как он произнес это. Откашлялся, прочищая горло, и выговорил: – Что ж, по крайней мере, у вас есть я.

– Разве есть? Или есть? – вскрикнула она и бросилась в его объятия. То был первый раз, когда он поцеловал ее, начал целовать ее и не мог остановиться, они прижались друг к другу, ища утешения, новой уверенности и потом страсти, которая пришла к ней сладостным потрясением, словно все ее тело в первый раз в жизни познавало любовь.

– Так вот что это такое! – произнесла она во время затишья. – Этого хотят оба.

– Бедняжка ты моя. Именно оба.

Но в постель они не легли. Несколько ночей после того, как девушки ложились спать, они встречались в гостиной, укладывались вместе на пол перед камином, сжав друг друга в объятиях, целовались, пока не делалось больно губам, а их самих не изводило желание. Был, однако, некий молчаливый уговор избегать соития, и под конец они босыми, держась за руки, на цыпочках шагали по ступеням наверх, а поднявшись, безмолвно расходились по своим спальням.

На следующей неделе на прогулке он заявил, что дальше так продолжаться не может и единственное, в чем он видит благородный выход из такого положения, это поговорить с Майклом. Поначалу ее эта мысль ошарашила: она наверняка не привела бы ни к чему хорошему, но он был тверд, и постепенно (хотя и возможный исход ее весьма страшил) у нее стало появляться ощущение, что он прав. В конце концов, она была необычайно неправа в том, что думала и что чувствовала, она доверилась ему, к тому же и она тоже чувствовала, что они не смогут и дальше продолжать как сейчас. Она любила его, и он, должно быть, знает лучше нее.

Майкл приехал в отпуск на сорок восемь часов на следующей неделе. Они с Хьюго устроили так, что Луиза будет внизу на кухне готовить обед, пока он будет говорить с Майклом.

Весь тот день, день возвращения Майкла, она пребывала в какой-то нервической эйфории: не могла представить себе, как отреагирует Майкл, и это было страшно, – с другой стороны, пока Хьюго там, она чувствовала, что в конечном счете все должно быть хорошо.

Прошло совсем немного времени, и она услышала, как Майкл сверху зовет ее подняться к ним. Она вошла в гостиную и увидела, что оба мужчины стоят – Хьюго у окна; когда она вошла, он повернулся к ней лицом, и она заметила, что он очень бледен. Майкл стоял у камина, одной рукой опершись о край полки, лицо его пылало; едва он заговорил, как она поняла, что он очень сердит. Сказанное им было неприлично, снисходительно и презрительно. Такой чуши он в жизни не слышал – они ведут себя как испорченные детишки, хотя ему казалось, что уж Хьюго-то достаточно взросл, чтобы соображать получше (Хьюго был на год старше Луизы, ему, стало быть, было двадцать три года). На что он только рассчитывал, выдвигая столь совершенно идиотское предложение?.. – и так далее. Весьма странно, если бы кто-то, сражаясь вдали на войне, которая, чего они, видимо, не заметили, все еще идет, вернувшись, нашел, что его родственник, так много времени проведший с его семьей, набаламутил с его женой, и уж совсем чудовищно то, что та, очевидно, забыла про свое положение…

– Ради бога, – перебил Хьюго, – перестаньте говорить о Луизе, словно ее здесь нет!

Он вообще больше не собирается об этом говорить, отозвался Майкл. Здесь просто не о чем разговаривать. Он должен идти, иначе может опоздать на обед.

– Какой обед? – спросила она, не успев удержать себя.

Обед с мамочкой и Судьей. Ему казалось, он говорил ей: когда мамочка услышала, насколько краток будет его отпуск, то решила приехать на день в Лондон, чтобы повидаться с ним. Теперь, учитывая обстоятельства, ему как-то неловко брать ее с собой. Закончил Майкл тем, что заявил Хьюго: это его дом, и после того, что он ему высказал, он, естественно, ожидает, что Хьюго тотчас же этот дом покинет. «Хочу быть уверен, что к моему возращению тебя здесь не будет. И даже в мыслях не держи хоть когда-либо вновь заявиться сюда».

Когда Майкл ушел, кое-какие последствия того, что они натворили, стали им очевидны. Ему придется уйти, сказал Хьюго. После такого он никак не может оставаться в доме Майкла. Это было бы сверх меры бесчестно. А может, и она уйдет с ним? Нет, сказал он. У него нет денег, чтобы содержать ее, им негде было бы жить, и он привязан к армии. «Я должен посылать деньги крошке черной вдове, – пояснил он. – Я бы тебе не сказал, но ей на жизнь не хватает, а значит, если честно, у меня остаются деньги только на карманные расходы».