– Ребята, вы сумку мою не посторожите? – неожиданно выдернулась тетка. – У меня муж в магазин за хлебом зашел, и вот полчаса его нет. Я только туда и назад.
– Так может, он тебя бросил, – ответил Кирюха.
Тетка оторопела, однако скоро совладала с собой:
– Я сбегаю быстро в магазин, – и, не дождавшись ответа, тетка оставила сумку и нырнула за угол.
«И это тоже не может быть знаком», – думала Наденька, пока Кирюха Подойников подробно рассказывал ей о том, что быть собой – это вести себя естественно, без напряжения, потому что мы вовсе не обязаны отвечать чьим-либо ожиданиям. Мы можем быть в том настроении, которое к нам пришло в данный момент…
Однако именно так и вел себя Вадим, даже когда высказывал самые страшные подозрения. И именно поэтому она сейчас сидела на ящике для овощей и слушала пьяненькую проповедь Подойникова, который с этой своей философией вряд ли преуспел в жизни. Хотя – что значит преуспеть? Занимать достойную должность, чтобы… чтобы отвечать ожиданиям мамы и прочих заинтересованных в ее судьбе людей.
– Но я же вышла за Вадима только потому, – она слегка икнула, – что в тот момент мне этого очень хотелось.
Тетка показалась из-за угла вместе со своим мужем, изрядно потрепанным мужичком в засаленном пиджачке и летней кепке, сползшей на глаза.
– Очередь же на кассе, – на ходу оправдывался мужичок, сильно шепелявя. Во рту у него почти не оставалось зубов.
– Пароход через двадцать минут, – ругалась тетка. – Хлеба ему надо, хлеба можно и в поселке купить… Спасибочки, мы на дачу опаздываем, – тетка поблагодарила, через силу улыбнувшись. Губа у нее была рассечена.
– Зачем эти люди живут вместе? – произнесла Наденька, когда те двое спешно отчалили. Она еще успела подумать, как странно она пересеклась в пространстве и времени с этими двумя. Зачем? Какой в этом смысл? Или, может, ее просто занесло в странное место, а эти двое двигались обычной своей траекторией…
– Может, им такая жизнь нравится, – ответил Кирюха. – А мне знаешь чего сейчас очень хочется?
– Ну?
– Пойдем к тебе, продолжим банкет, – он явно имел в виду «к тебе» – то есть к Наденьке, в ее родной дом.
Когда же это она успела выболтать Кирюхе Подойникову, что мама уехала в санаторий и что квартира свободна? Невольно перед глазами поплыла сцена, виденная из шкафа. Голый Кирюха, вожделенно теребящий волосы своей подруги, и ослепительно-белая задница, которую явила ей, кажется, сама жизнь.
– А пойдем! – Наденька решительно поднялась. – Это здесь, буквально через дорогу.
И потом, когда они шли, очень долго шли через дорогу, как будто без цели, просто шли себе, Наденька думала, что, наверное, так именно думали прохожие, которые видели, как они пересекли дорогу и завернули во двор. Ну подумаешь, идут себе люди. И все это время она про себя упорно твердила: «Вот мы идем, вот мы идем, вот мы идем». Возможно, это и было погружением в текущий момент, «здесь и сейчас», обычно ускользающий от сознания, занятого суетными делами. Но теперь ее внутреннее сквозящее пространство занимала только эта фраза и больше ничего. Потом, во дворе, она подумала, сколько всего успело случиться здесь, только не сейчас, а раньше, именно здесь, в пространстве, ограниченном стенами родного дома и маленьким палисадником, в котором прошло детство. Сколько радости, разочарований, потерь, обретений и слез. Но теперь детские игры во дворе закончились, теперь будут другие игры, хотя можно же еще остановиться. Никто не заставляет ее вести Кирюху домой. Можно встать у подъезда и сказать: «А теперь до свидания». Однако ей нужно было в конце концов обрубить последние нити, которые связывали ее с Вадимом. Она больше не его жена, хотя по-прежнему значится ею в паспорте…
Наденька еще случайно зацепила глазом старые качели в самой глубине двора. Сиротливые, покинутые, перекошенные временем и усилиями нескольких поколений детей. «Ну вот и знак, – подумалось ей. – Наконец-то. Спасибо». В следующий момент она ощутила странную слабость, и ее едва хватило на то, чтобы подняться по лестнице на третий этаж и повернуть ключ в замке. Только бы никто из соседей не вышел на лестницу, только бы никто не увидел… Внезапно ей сделалось мучительно стыдно. Одновременно внутри проросла яркая жалость к Вадиму, который… А где сейчас мог быть Вадим? Вернулся на Старую Петуховку, искал ее, расспрашивал отца и соседей? Или нет. Застрял у кого-то в гостях. У рыжего Миши с радио или еще у кого. А может, просто сидел в редакции, почитывая присланные рукописи. У него же рабочий день…
Дома показалось прохладно и неуютно. Скинув у порога босоножки, Наденька прошла на кухню, уронила авоську с продуктами на стул и еще успела подумать, как же это все теперь будет. Кирюха подошел со спины, осторожно обнял ее за плечи и спросил, почему она хочет его любить.
Наденька ответила, что она хочет любить вообще, но пока непонятно кого.