– Хочу понять, хватит ли у тебя наглости сделать это ещё раз. У меня есть, чем тебя отрезвить. – Она пошевелила пальцами, намекая на ногти.
Он принял её слова за призыв к действию. Поцелуй получился долгим. Нежные прикосновения губ отзывались пламенем внизу живота. Никто не хотел отдаляться первым. Они никого не смущали, поскольку сидели на предпоследнем ряду. Последний, десятый ряд был полностью свободен от зрителей.
– Ну что?
– Что? – не сразу поняла она.
– Достаточно я наглый?
– Сверх меры.
– Хорошо.
– Хорошо?!
Рекламный блок закончился. Современные мотивы уступили место старомодным мелодиям. На экране появилась заставка кинокомпании братьев Уорнер.
Артём понизил голос до низкого шёпота:
– Я сам не в восторге от самоуверенных парней. Особенно если за надменной бравадой скрывается пустота. Наглостью можно многого добиться, ещё больше сломать, и мало чего построить на годы вперёд.
– Что ты хочешь этим сказать?
Прежде чем ответить, он выдержал многозначительную паузу.
– Будь я по-настоящему настырно-грубым, ты бы сегодня не пришла. Но я достаточно уверен в себе, чтобы нравиться тебе.
Вика не смогла удержаться от замечания:
– Я знаю, от чего ты точно не умрёшь.
Он знал эту шутку.
– А ты знаешь кого-то умершего от скромности?
– Если бы знала, значит, он или она умерли бы не от скромности.
– Это не опровергает того факта, что скромность может стать причиной смерти.
– Я запуталась.
– Хорошо.
– Твой сарказм ужасно мил.
Он мягко сжал её ладонь. Начальные титры сменились сценой убийства. Двое приятелей задушили третьего верёвкой, примерив на себя костюмы богов. Как тут не вспомнить «Преступление и наказание», у которого фильм позаимствовал идею. Убийцы спрятали тело в сундук, поставив на крышку импровизированного гроба угощения и свечи. После чего приняли в комнате, где стоял сундук, гостей. Весь фильм происходил в одной локации и больше походил на театральную постановку. За окном съёмочного павильона макеты изображали небоскрёбы Нью-Йорка. Артём смотрел кино как учебное пособие. Запоминал мимику актёров, их манеру изображать эмоции перед камерой. Сыграть так, как актёры в фильме, он бы не смог. Сейчас так не играли. Сейчас воплощали роли не лучше или хуже, а по-другому.
С высоты предпоследнего ряда зрители просматривались как на блюдечке. Сплошь взрослые дяди и тёти. На крайнем месте их с Викой ряда, у прохода, сидел рослый старик. Пожилые люди редко посещали кинотеатры в силу возраста, дороговизны билетов и потери интереса к этому виду искусства. Статистика вторила наблюдениям Артёма – в кино ходили люди возрастом от пятнадцати до тридцати пяти лет. Это для них снимали лишённые логики боевики и супергеройское кино про мужчин в трико.
Фильм длился всего час двадцать. Куда короче трёхчасовых блокбастеров, за время просмотра которых тело успевало как следует измучиться.
Вика сидела, плотно сдвинув ноги. Юбка закрывала их до колена. Артём боролся с желанием дотронуться до неё. Ему хватало ума понять, что этого делать не надо. Велик шанс отхватить пощёчину и навсегда её потерять, толком не обретя. Поэтому он задвинул похоть поглубже и продолжил смотреть в экран. Иногда они, не сговариваясь, смотрели друг на друга. Его сердце обливалось кровью, а на щеках Вики проступала краска. Он хотел верить, что эта девушка дана ему в награду за прожитую боль. Что она его четырёхлистный клевер. Что она и есть его удача.
Вика положила голову ему на плечо. Его сердце затрепетало в два раза чаще.
– Рядом с тобой мне спокойно.
Её шёпот действовал на него опьяняюще.
– Мои чувства противоположны твоим. Я… ладно, молчу.
Она приглушённо рассмеялась.
– Твоё молчание красноречиво. Я тебя интересую только с этой целью?
– Ещё я устал варить себе кашу по утрам.
Вика сделала вид, что хочет его укусить. Он сделал вид, что уворачивается.
– Бессовестный!
Мужчина с восьмого ряда повернул к ним голову:
– Молодые люди, вы мешаете смотреть фильм.
– Простите. – Извинения Артёма не были формальностью. Он испытывал неловкость. Потому что сам не мог терпеть, когда кто-то разговаривал во время сеанса.
Он дважды быстро сжал ладонь Вики. Этому тайному жесту его научила мама в далёком детстве. Вика в ответ дважды сжала его ладонь. С ума сойти. В затянувшейся зиме наметилось робкое потепление. Одиночество больше не давило на него стальной тяжестью. Больше года он носил на себе громоздкий груз, не подозревая о его непосильном весе. Барсик, Джефф и Вика не могли вернуть сознание его матери, но с их присутствием нести громоздкую ношу было значительно проще. Женщина могла растоптать мужчину, обесценить так, что он лет пять будет приходить в себя, растрачивая душевные и физические силы. А могла вдохнуть в него энергию тысяч солнц. Конечно, какой путь выберет Вика, зависело и от него тоже. Тем не менее отрицать роль женщины в жизни мужчины так же глупо, как надеяться на вечную жизнь.