Примерно на тридцатой минуте фильма, когда герой Джеймса Стюарта доставал из золочёного портсигара сигарету, полотно экрана пошло волнами. Зыбкая рябь двигалась снизу вверх, искажая картинку до рези в глазах. На звук помехи никак не влияли. Актёры советского дубляжа продолжали вести диалог за американских артистов.
Зрители безропотно смотрели фильм. Ни один человек не поднял шум и не повернул головы. Даже Вика. Артём оглянулся наверх. Рассеянный луч света из окна аппаратной ложился на проекционный экран без видимых проблем. Посторонних шумов из будки киномеханика в зал не проникало. Их и невозможно было услышать.
– Тебе не интересно?
В условной темноте кинозала лицо Вики светилось немыслимой красотой.
– Фильм хороший, милая, – дипломатично ответил он.
– Милая, – повторила она. – Давно ли?
– С тех пор как нас подвели друг к другу в первый день съёмок. – Он старался говорить как можно тише. Не хотел повторно получить вполне заслуженное замечание. – Что-то не так с экраном. Он колышется, как флаг на ветру. Невозможно ничего разглядеть.
– С экраном всё в порядке, Артём.
Он озадаченно поднял бровь.
– Как ты себя чувствуешь?
– Со мной тоже всё в порядке, Вика. Мне незачем тебе врать. Экран рябит, я это вижу так же чётко, как тебя.
– Значит, что-то не так с твоим зрением.
– Возможно, – не стал он спорить. – Извини, что отвлёк от просмотра.
Кондиционированный воздух кинотеатра наполнился напряжением. По спине Артёма проскочил слабый электрический разряд. Низкие вибрации отдавались в теле тревожным ожиданием. Ранее он не испытывал проблем с паническими атаками или, упаси боже, клаустрофобией. Что, чёрт возьми, происходило?
Не нравилось ему это навязчивое ощущение опасности. Всё так хорошо начиналось, и вот он сидит на иголках в предчувствии катастрофы. Никто, кроме него, не замечал деформацию экрана. Это его пугало. Образ обезумевшей матери не выходил из головы. Неужели её безумие передалось ему по наследству? Он отказывался верить в такой сценарий. Злой рок не отберёт у него надежду. Он не позволит этому случиться.
Он посмотрел на Вику. Если она и чувствовала, что он не в порядке, то не донимала вопросами. Она находилась рядом, и это всё, что ему было нужно. Он испытывал к ней нежную благодарность за молчаливую поддержку. Ему так не хватало опоры после развала семьи. Слишком много сиротливого одиночества при полном отсутствии тепла и ласки. А теперь она появилась – прекрасная девушка с хорошим воспитанием, чей разум не забит пустотой социальных сетей. Конечно, он форсировал события, наделял её качествами, которые хотел видеть в своей девушке. Она всего лишь человек, со слабостями и недостатками, как и другие люди. Однако впечатляющая внешность Вики не компенсировалась необоснованным пафосом, которым так грешат многие девчонки с правильной формой бёдер и молочных желёз. Она не набивала себе цену, не спрашивала, сколько он зарабатывает, ничего не требовала за право находиться рядом с собой. Не курила и не выражала мысли с помощью нецензурной лексики. Во времена всеобщего падения нравов это само по себе уже являлось добродетелью.
И ещё она сказала, что с ним спокойно. И этим навечно завоевала его сердце.
В искусственном полумраке Артёму померещилось, что по проходу слева от него бежит собака. Он трижды моргнул, снимая с глаз усталость. Собака села напротив девятого ряда, аккурат рядом со стариком. Собакой её можно было назвать с большой натяжкой. То же туловище и четыре лапы. На этом сходство заканчивалось. Маленькая вытянутая морда на мощной шее, закруглённые стоячие уши, торчащий клок шерсти на макушке. Название хищника само всплыло на поверхность из глубин памяти. Гиена.
– Что случилось? – От Вики не могло ускользнуть, что он смотрит не на экран, а мимо неё в темноту полупустого зала.
– Ты не поверишь в мои объяснения.
Гиена не сводила с Артёма блестящих глаз. Старик её, разумеется, не замечал, хотя мог легко погладить облезлую в нескольких местах шерсть.
– Ты меня пугаешь.
Он с трудом перевёл взгляд на девушку:
– Прости, милая. Я сам себя пугаю. – Он принял обычную позу. Не хватало ещё испортить свидание невменяемым поведением. С этого ракурса гиена выпала из поля зрения. Рябь на экране никуда не исчезла. Он теребил пуговицу на рубашке, пытаясь собрать воедино растёкшиеся, как желе, мысли.
С кресла первого ряда поднялся человек. Кто садится на первый ряд в зале, где полно свободных мест? Невозможно получать удовольствие от просмотра, если твою шею ломит от боли. Абрис плохо различимой фигуры направился к выходу. Но, поравнявшись с правым проходом, человек изменил курс, избрав путь наверх. Второй ряд. Третий ряд. Четвёртый. На пятом ряду Артём, поняв, что происходит, вцепился в подлокотник. Сделал он это довольно резко, отчего Вика содрогнулась.
– Артём?
Прокажённый остановился по другую сторону девятого ряда. Прошло меньше суток с их встречи. Он изменился, стал выглядеть гораздо кошмарнее. Нарывы на лице умножились, свежие раны лежали на лбу подобно чернильным кляксам.