Он открыл кран с тёплой водой и принялся оттирать с кожи кровавые разводы. Если другие не видели крови, то он то видел. И не хотел в таком виде возвращаться к Вике. Чёрт, он прилично задержался. Если она не ушла – а он дал для этого не один повод, – то он просто обязан сделать её счастливой.
Провозившись у раковины около пяти минут, он вышел из туалета. Мокрые брюки стесняли движения. Ногу саднило. Гиена оставила на лодыжке серьёзные отпечатки. На его удачу, она не опухла, кровь в ранках уже запеклась. Он не сможет объяснить в больнице, зачем ему понадобились уколы от бешенства. Обойдётся дома мазью от ссадин и будет надеяться, что не подхватил какую-нибудь заразу.
Вика стояла у дверей. Растерянное выражение лица сменилось улыбкой, как только она увидела его.
– Ты долго не возвращался.
– Извини. – Он стиснул её в объятиях. Покрыл поцелуями лоб. – Извини. Извини! Кран некстати сломался. Теперь все будут думать, что я обмочился в штаны. Ужас!
Она тоже не замечала кровавых подтёков на одежде.
– Не ври. – Вика притворно стукнула его в живот. – В туалете что-то случилось.
– Что бы там ни случилось, теперь это позади.
– Я не решилась зайти в мужской туалет. Мне было стыдно.
– Ты бы увидела, как я отважно пытаюсь заткнуть течь.
– Опять врёшь!
– Какая же ты умная, милая. – Артём гладил бархатистые волосы, чувствуя дыхание Вики на своей шее. – Когда я мыл руки, появился человек из сна.
– Господи.
– Я также подумал. Вошедшие люди помешали ему причинить мне вред. Он исчез.
– Просто взял и исчез?
– Ты имеешь право не верить мне. Я сам себе с трудом верю.
– И что дальше? Он снова будет тебя преследовать?
Артём хотел верить, что нет.
– Чутьё подсказывает мне, что всё будет хорошо.
– Я хочу услышать твою историю.
– За чашкой чая это будет делать куда приятнее.
Они двинулись к лестнице, ведущей на третий этаж мультиплекса. Само собой, держась за руки.
– Ты хромаешь?
– Ходить в промокших брюках неудобно.
На этот раз она поверила ему. Он трижды соврал за прошедший час. Для первого свидания чересчур.
Плохая погода нагнала в кафе людей, не желавших мокнуть под затянувшимся ливнем. Артём и Вика выбрали свободный столик в углу прямоугольного зала, на стыке окна и стены. Подошедший официант спросил, готовы ли они сделать заказ сейчас или ему подойти позже. Раскрытое меню пестрело изображениями блюд с названиями, произнося которые, можно случайно призвать Вельзевула[10]
. Артём не стал листать плотные страницы.– Принесите, пожалуйста, чайник облепихового чая.
– Что-нибудь ещё? У нас отличный выбор десертов.
Артём выжидающе посмотрел на Вику. Она покачала головой.
– Вы заказали чайник облепихового чая объёмом ноль семь литра, – зачитал официант, забирая со стола меню.
– Ты безумно красива, – не сдержался Артём, едва официант оставил их наедине.
– Слово «безумно» сегодня обрело для меня новый смысл.
– Очень смешно. – Он всегда так говорил, когда не мог сказать ничего другого.
Струйки дождя стекали по стеклу, оставляя после себя неровные линии. Нелюдимую улицу возле кинотеатра пересекал прохожий под чёрным зонтом. Ветер бросал дождь зигзагами, и проку в зонте было немного.
– Что за потрясения с тобой произошли, Артём? – Вика протянула ему через стол руки. Он охотно их принял. – Расскажи мне. Я ничего о тебе не знаю.
– Ты знаешь обо мне больше, чем многие однокурсники узнали за два года учёбы.
– Что говорит лишь о твоей незначительной популярности.
– Это было обидно. – Он улыбнулся. В отличие от мира кино, популярность в институте его мало интересовала. – Напомни, пожалуйста, чем закончилась «Верёвка»?
– Учитель раскроет преступление, зло будет наказано.
– Вот это поворот. – Сам он концовку фильма помнил смутно.
– Не увиливай от рассказа, – сказала Вика.
– Мне нужен спасательный круг.
– Зачем?
Артём просиял. Она задала правильный вопрос.
– В твоих глазах легко утонуть.
Судя по растянувшимся в улыбке губам, комплимент ей понравился.
– За твоими шутками скрывается загадочная печаль.
– Тебя только это привлекает во мне?
– Хочешь обсудить наши отношения? – в свою очередь спросила она.
– Я знаю, чего не хочу.
– И чего же?
– Усложнять и без того непростую жизнь, – честно ответил он. – Прошло четыре дня, как я тебя впервые увидел, а по ощущениям мы знакомы года три. Такое со мной впервые. Я смотрю на тебя и не верю своему счастью. Всё жду, когда проснусь и пойму, что ты мне пригрезилась. Это разобьёт моё сердце.
– О том, что ты мне нравишься, я поняла в первый день съёмок с тобой. И не только потому, что ты симпатичный. От тебя веет не показным целомудрием. Ты видишь во мне не только смазливое лицо или упругую грудь. А ещё любишь обниматься. Для меня это важно. Не спрашивай почему.
– Звучит волнующе. – Он не стал возражать словам о груди. Не смотреть на неё ежесекундно он мог благодаря концентрации силы воли. Во многом потому, что лицо Вики само по себе представляло собой произведение искусства.
– Извини, я не умею выражаться так же красиво, как ты.
– Ты прекрасно выражаешь свои мысли, милая.
– Мне так нравится, когда ты называешь меня милой.