– Ну, знаешь, почти всю нашу историю научный прогресс двигал войну вперёд, создавал новые виды убийства сородичей, только курить люди любили больше, чем воевать. Благо, в случае войны я всегда найду себе работу даже не в первых рядах пушечного мяса, создавать убийствоносные приспособления по моей части…
– Если бы тебе предложили закончить все войны взамен на чью-то бесполезную жизнь, то ты бы согласился?
– Я не в праве решать, кому и когда умереть, я не Бог Вселенной и мне им не быть; бог своей судьбы – быть может, но не более. Я могу лишь наблюдать за тем, что происходит. Меня бы винили, конечно, мол «почему ты не прекратил все войны?» – но я бы замучился страдать от ударов совести, ведь это было бы убийство… – Он сделал какую-то недоверчивую гримасу. – Противоречиво? Не оружие убивает, а тот, кто стреляет, то есть за, так сказать, моих деток я был бы спокоен, в чьи бы руки они не попали, даже если кто-то устроит массовое истребление или выиграет межвселенскую войну, благодаря моему оружию, то это всего лишь будет значить, что я достойно выполнил свою работу.
– Ты точно умеешь защищаться от душевных терзаний, будто бы спрятался от правды, которая будет вечно тебя резать. Ты боишься признать, что являешься не меньшим убийцей, чем пользователи твоего оружия.
– Что ж. Не нам с тобой судить. Увидим в Аду.
– Если ты вообще будешь иметь право попасть в какой-то там жалкий ад и распугать всех демонов.
– Не принижай мои заслуги.
– Я их превышаю.
– Может быть, я и поступал хреново, но не жалею, об этом, кто бы что не думал. Мне нравилось…
– …быть пособником Смерти?
– …создателем оружия. Я был бы горд, если бы узнал, что именно благодаря моему оружию сумели устроить геноцид. Жаль, что в этот раз его устроил не я; что не умру от собственных рук. Впрочем, я это заслужил, повинен ведь в стольких смертях. Но если не я, так кто-то другой его создаст. Обезоруженных не будет никогда.
– Но хотя бы постепенно от насилия избавляться следует, иначе мы действительно перебьём друг друга. Разоружение необходимо.
– Мы уже перебили друг друга. Да и ты серьёзно думаешь, что война сгинет насовсем? Даже если это слово будет воспрещено к произношению на всех уровнях всех условных государств, даже если войны хоть в каком-то значимом проявлении остановятся, всё равно найдётся какой-нибудь умник, вроде меня, который только ради одной лишь забавы будет называть этим определением любое противостояние, состязание, гонку или что-то ещё. Убийства у нас в крови. Называть животными борющихся на ринге людей – так себе практика, ведь это способ вывести пар. Да и тебе ли не всё равно, что там они делают, людей же не жалко? И называя нас животными, ты оскорбляешь зверей. Не обижай бедных зверюшек.
– Да ладно тебе, ты всегда любил охоту. Тебе ли не знать, как лучше всего их “обижать”?
– Знать. – Его лицо искривилось, лицезрея слабую злость. – Но я уже очень давно начал жалеть бедных животных, а потому и охотиться перестал.
– Или она всего лишь оказалась запрещена, а твои благородные повести – пустой звук. Греховно это, – Он усмехнулся, – проливать кровь ради крови. Впрочем, у тебя же была лицензия на убийство. Считай, что ты был в самом конце солдатской пищевой цепи, высшим звеньям которой дозволено убивать людей. В то святое время, ты – собака на привязи, которая уходит охотиться, а военные – прирученные львы, такие же обезображенные человеком животные, которые раздают зрелища всем и каждому, войны ведь начали нести в основном развлекательный и поэтический характер.
– К твоему сведению, охота предназначена не только для личного обогащения, потребления, трофеев и охоты ради охоты, но и для регулирования видов.
– Столько плюсов. Впрочем, я тебя ведь не виню. Какая разница, кем ты был, кем стал, если нам с тобой немного осталось, неважно уже, были охотники когда-нибудь или нет… Раз уж я вспомнил религию, то всё-таки встаёт такой вопрос: если Иисус Христос взял на себя все грехи человечества, то почему он сейчас не в Аду?
– Уверовавшие в Бога являются сыновьями божьими, но я почти полностью уверен, что все они греются в царстве тепла, а раз так, то у Него есть любимчики? Кто-то больший сын, чем другие? Он всего лишь не стал кланяться другим людям вместо Бога, за что и получил Его милость. Он захотел остаться рабом. Понятно, что после смерти Иисус просто домой вернулся, формально-то он не раб в любом случае.
– Очень удобно рассуждать о религии, когда знаешь о ней на уровне “Бог – мужик на небе”. Ты и близко не изучал божественный вопрос на академическом уровне, а потому имеешь ли ты право вообще рассуждать о Боге без таблички “невежда”?
– Да, не спорю, я – невежда в отношении религии. Тем не менее, я открыт для новых познаний поболее некоторых верующих, которые ни одной книги, кроме библии, в своей жизни не видели, и атеистов, для которых обсуждать Бога – плохой тон, зачем же устраивать разговор по поводу пустоты?
– Кем же ты тогда называешь себя, не юным ли агностиком?