Смутные годы

Похоже, угадала женским чутьём это и вдова. По его печальным глазам она поняла всё и сразу сникла, посерела.

Не задержались они у неё. Провожала она их скучно, с дежурной улыбкой: «Заходите…»

Но Яков больше не заходил к ней. Он только слышал, что она нашла себе какого-то боярского сына, из городовых, откуда-то из провинции, и успокоилась.

А полк Валуева выступил из Москвы и пошёл на Великие Луки. И там, на дороге, они столкнулись с казаками Просовецкого и в первый момент устояли. Но стояли они недолго: стали отходить с удобной позиции, высмотренной перед этим Валуевым… Да и что скрывать-то: воевали они плохо. Ещё до выхода из Москвы Валуев заметил, с какой неохотой идут его дворянские сотни в поход. А тут даже стали отходить самовольно с позиций, плюнули на его приказ… Положение спасли роты Зборовского. Гусары ударили конным строем по казакам Просовецкого. И Валуев облегчённо вздохнул было, что теперь-то он выправит свой полк. Но его сотни всё равно не пошли в атаку. А тут ещё сбоку, с фланга, появились донские казаки.

– Заруцкий подошёл! – пронеслось по рядам боярских детей. – Со своими головорезами!.. Отпетые!..

Донцы опрокинули передние ряды дворянской конницы. И она смешалась, подалась назад, затем ударилась в бегство.

– Куда!.. Мать вашу…! – завопил Валуев, пытаясь остановить свои сотни, заметался на коне, угрожающе размахивая клинком.

Но его никто не слушал. Те, что ещё стояли и сопротивлялись казакам, стояли и без его угроз. Другие же чуть не сбили его на землю, оттеснили с дороги и поскакали в сторону Москвы, нахлёстывая коней.

Полк Валуева и роты Зборовского бежали, отбиваясь от преследовавших их казаков Заруцкого и Просовецкого.

Глава 20 Казачьи таборы под Москвой

На Марью зажги снега [86]полки ополчения Ляпунова стали подходить к Москве и затягивать её кольцом окружения, отрезая все пути, по которым в город подвозили продовольствие.

Ляпунов подошёл к Москве и встал сначала лагерем у Симонова монастыря. Затем он подвинулся к Яузе, встал там, окружил лагерь санями. Почти одновременно с ним пришли Заруцкий, Трубецкой, Артемий Измайлов и Мосальский. В их руки перешли Яузские ворота, Петровские, Сретенские и Тверские, с прилегавшими укреплениями.

На первый совет все предводители полков собрались у Ляпунова. Вопрос встал о том, как объединить все силы.

После совета к себе в шатёр Заруцкий вернулся поздно вечером. Бурба ждал его.

Пришёл их кашевар, молча поставил на стол братину с вином и миску с мясом. Вытащив из-за пазухи краюху хлеба, он положил её рядом с миской и так же молча удалился из шатра.

– Ишь, серчает! – ухмыльнулся Заруцкий вслед кашевару и, сжав кулак, подмигнул Бурбе: мол, вот так надо держать казачью вольницу.

Съев мясо, он налил себе медовухи в большую братину и выпил. Подтерев усы кулаком, он сел на лежак в своём углу, затем пересел к столу, положил на стол руки, поднял голову. И на Бурбу уставились его большие глаза с поволокой, что у иной бабы, а сейчас налитые кровью от здоровенной порции вина, залитого в подтянутое голодом брюхо. Он не ел с самого утра и был сейчас сильно на взводе. Весь день он собачился в злых спорах с другими военачальниками их разрозненного войска.

Это Бурба понял сразу же по его виду. Он догадался также, что там, на совете, что-то стряслось. Отчего Заруцкий и натянулся.

– Пришли, встали… – начал Заруцкий и прикрыл ресницами глаза, чтобы притушить в них огонь. – Ну и что?.. Всякий тянет в свою сторону! Будь у него хоть с десяток казачишек! Тот же Андрюшка Просовецкой!.. А нам с тобой, – ткнул он пальцем в сторону Бурбы, – под него идти, что ли!.. Это когда у меня десять тысяч казаков только! А вон сколько иных!

– Не десять, – заметил Бурба.

– Ну да ладно! – отмахнулся Заруцкий на мелочную въедливость своего куренного. – Не десять – так будет! Вон – со всех сторон идут ко мне!

– А кто идёт-то! Хм! – ехидно хмыкнул Бурба. – Зернщики да гулящие! Им бы только воровать и в зернь играть! Раньше на весь табор был один Тимошка! А сейчас в каждой палатке сидит по Тимошке!

– Будет, будет, – миролюбиво сказал Заруцкий. – Всё, завтра так и скажу Ляпунову и Трубецкому: если не получу место в начальстве, то уведу своих казаков отсюда!..

– А как же дело всей земли?

– Вся земля – да не моя! – отрезал Заруцкий, зло усмехнулся. – А у Прошки людей совсем ни крошки! – съязвил он насчёт Ляпунова. – А кричит больше всех!.. Земские сволочи! – процедил он сквозь зубы.

Бурба громко кашлянул.

– Ты что перхаешься-то! – косо глянул на него Заруцкий, зная, что тот всегда начинает вот так, когда его заносит, чтобы не услышали другие чего не надо.

– А здесь ты не прав, Иван, – начал Бурба. – С ним пришло семь тысяч земских, служилых. Тех же боярских детей. А они научены воевать…

– Да это ещё надо посмотреть! – вскинулся на защиту своих казаков Заруцкий.

– Ну, не хуже казаков-то, – сказал Бурба, стараясь держаться правды.