А он не заметил, как снова рядом появился Жолкевский, отстранил в сторону своего секретаря, опять вышел вперёд.
И всё то же: он, гетман, был умён, логичен.
– Василий, ведь ты сражение проиграл! И Владиславу поклонился твой же народ! Ты утомил его, и он тебя ссадил!..
Василия разозлило это хладнокровие и выдержка Жолкевского, его лицемерие в московских делах. Он хотел было резко ответить ему…
Но Сигизмунд оправился от замешательства, засмеялся, затем натянуто и громко объявил:
– Уведите Шуйского Василия! Наберите для него холопов! Величать и холить, как бывшего московского царя!
Заключительная часть зрелища была наскоро свёрнута. Шуйских вывели из палаты так же парадно, как и вводили, и опять посадили по монастырским кельям.
Следующая встреча сенаторов с послами Боярской думы проходила уже в присутствии Жолкевского. И снова канцлер повторил послам всё те же условия короля.
Филарет и Голицын, резко отвергая их, насели теперь уже и на Жолкевского: вот он, виновник всех недоразумений…
– Ты клялся ещё Валуеву и Елецкому под Царёвым Займищем, как-де Владиславу смольняне поцелуют крест, так и отойдёт, мол, король от крепости!
– Ну и что?
– А то, что это на Москве писано твоей рукой!..
Но Жолкевский спокойно уклонялся от прямого ответа. Затем он стал даже распекать послов:
– Вы сами же Борису крест целовали, и многие изменили! Димитрия признали, в верности клялись! И всё равно убили! Послов короля и пана воеводу с его дочкой, женой государя вашего, ограбили! Затем, изменив, и Шуйских свели!.. А королевич мал! Как отдать его вам?!
– Вон ты, пан Станислав, как тут заговорил-то! – завёлся Филарет. – Не слышали мы от тебя такого на Москве! Такого-то вот!..
– И с Шуйским тоже своровал! – бросил Голицын обвинение в лицо гетману. – В этом договоре ты же писал: людишек из Москвы не вывозить?! – потряс он в руке грамоту перед гетманом, как какую-то тряпку: мол, что стоит теперь твоя подпись…
– Почему Василий здесь?! – с вызовом спросил Филарет гетмана.
– Я Шуйских спас от вас же, от бояр! – повысил голос и Жолкевский. – Вы сами же боялись, что снимет он клобук! Не так ли, господа?!
– Кто говорил тебе, что мы из пострижения хотим его вернуть? Хм! – удивлённо хмыкнул Филарет.
– Господа, господа, прошу, спокойнее! – стал унимать сцепившихся спорщиков Сапега.
Он поднялся с лавки и подошёл к Жолкевскому, чтобы поддержать его.
А Филарет не отставал от гетмана, с едкой усмешкой всё выговаривал ему:
– Шуйского ещё не знаешь ты! Сломать его пытались не такие молодцы!..
– Отче, ближе к делу! – заторопился Голицын, увидев на его лице красные пятна; он испугался, что тот, чего доброго, наговорит ещё что-нибудь гетману. А это сейчас было очень нежелательно. – Лев Иванович, ты сам бывал в послах и знаешь, можно ли сверх наказа делать что-либо? – спросил он канцлера.
Он сообразил, что они с Филаретом слишком круто взяли в оборот гетмана.
– Василий Васильевич, я тебе всё сказал, другого сказать не могу! – ответил Сапега.
– Послать гонца на Москву надо бы, – тихим голосом предложил Сукин.
– Да, да! – ухватился за это Филарет. – До патриарха, до Боярской думы! Пусть на то советом земли дадут нам волю! И если решат присягнуть королю, то куда мы-то денемся? Да и Шеин тоже!..
В тот день послы обвинили в измене слова сенаторов и уехали от Сапеги ни с чем.
А Шуйских через две недели отправили в Могилёв, затем дальше, вглубь Посполитой.
На День архангела Михаила послы приехали в Борисоглебский монастырь теперь уже на встречу с гетманом. В тёмной и мрачной трапезной, где ровно год назад был осуждён на смерть бедный ротмистр Модзелевский, их встретило собрание рыцарей вместе с Жолкевским, который восседал в том же своём председательском кресле.
Такое сборище они видели только на приёме у короля при объявлении его милостивой воли на царство королевича. Сейчас это ничего хорошего им не сулило. Им никто не предложил даже сесть. Писарь вывел их на середину палаты, и они так и простояли перед гетманом, под взглядами самодовольно взиравших на них со всех сторон рыцарей.
– Господа, добейтесь от Шеина, чтобы он согласился впустить польское войско за стены крепости…
Голос у Жолкевского, сухой и трескучий, был спокойным. Да, гетман окончательно прояснил всё, не оставил никаких сомнений о намерениях Сигизмунда.
– Королю стыдно отступать от Смоленска, не взяв его!.. Ох, господа, господа! – предстал он перед послами как старый добрый друг и даже улыбнулся им своей располагающей улыбкой.
– Шеин не послушает нас до грамоты от Боярской думы и патриарха, – повторил всё то же Голицын и стал рассеянно копаться в своей густой бороде.
Он условился с Филаретом: тянуть время до ответа из Москвы.
Жолкевский резко бросил послам:
– От вас зависит судьба защитников! Король не уйдёт отсюда просто так!