Сначала Россия, потом Тибет

После стольких потрясений начало нашего путешествия в Харьков[245] в половине восьмого вечера казалось самой нирваной. Из-за капризов соперничающего поезда, который случайно вырвался со станции на наш путь, фактическое отправление было отложено на час. На следующее утро мы, соответственно, прибыли в Харьков поздно и сразу же невзлюбили город, в котором нет ничего примечательного, кроме хорошего современного почтового отделения и Дворца промышленности[246]. Последний находится на окраине города, посреди пустой равнины, и, когда будет завершен, образует круг небоскребов, соединенных мостами. Даже сейчас, когда построена только пятая часть окружности, он выглядит как промышленное «безумие», архитектор которого постарался превзойти Стоунхендж. Внезапно обнаружилось, что единственный отель в городе переполнен. Нам разрешили временно отдохнуть в люксе, в котором находился багаж, но не сама хозяйка — французская герцогиня[247]. Мы воспользовались ванной, чтобы побриться, но деликатность не позволила нам занять ее постель, а поскольку остановиться больше было негде, решили той же ночью отправиться на Днепрострой, чтобы посмотреть плотину. Мы отклонились от программы, нарочно не предусматривавшей посещения достопримечательностей пятилетнего плана, но, предвидя вопросы, которые будут задавать дома, пришли к выводу, что и на эту тему следует что-то сказать. Перед отъездом мы пообедали в загородном клубе «Динамо», просторном заведении, к которому примыкают два современных коттеджа и стадион, где несколько членов клуба играли в хоккей с шайбой. Стены столовой были обшиты строгими панелями в современном французском стиле из дерева различных цветов, освещение осуществлялось стеклянными полосками, расположенными вровень с деревом и проходящими по стенам и потолку. Но дизайнер, ответственный за эту элегантную строгость, вряд ли предвидел появление целого леса четырехметровых пальм с бочкообразными стволами, перевязанных гигантскими бантами. На каждом столе красовалась увядшая хризантема, также перевязанная двумя, а иногда и тремя белыми бантами, и сама комната больше напоминала заброшенный цветочный магазин, чем попытку коллективистского психодизайна. Еда, если не считать этих препятствий, была вкусной — украинский борщ со сливками, почками и картофелем, а также мандариновый салат. Затем мы поехали на вокзал, где нас провели в зал ожидания — бывшие «царские палаты». Ибо наш гид, предвидя трудности с обеспечением спальных мест в столь сжатые сроки, дал властям понять, что мы — важные персоны и от нашего комфорта зависят будущие отношения между Россией и Англией. В беседе с начальником станции, который поспешил засвидетельствовать почтение, мы старались держать марку:

— Шестьдесят поездов в день до войны и сто пятнадцать сейчас? Да что вы говорите?

— Конечно, а летом их сто двадцать девять.

— Вот это успехи!

— Город разросся с тех пор, как из Одессы перенесли столицу[248]. В 1913 году здесь проживало всего двести восемьдесят шесть тысяч человек. Сейчас шестьсот тысяч. Мы делали вид, будто с трудом верим своим ушам, и, когда подошел поезд, протестующие пассажиры освободили для нас целое купе. В коридоре висело объявление, предлагающее награды пассажирам и транспортным работникам за разумные предложения в адрес руководства железной дороги. До конца недели у нас скопилось несколько ценных советов.