Сон в ту ночь приходил урывками. В три часа поезд чуть не переломился пополам, и меня резко ударило железной дверью в висок. Теперь мы были в Александровске и, выйдя из вагона, обнаружили, что придется вести борьбу не на жизнь, а на смерть с толпой обезумевших крестьян[249]
, которые уже несколько дней ждали, чтобы сесть в поезд. Сцена была ужасной: согнутых плачущих старух сбили с ног, нам пришлось изрядно повозиться, чтобы вытащить багаж, а затем его охранять. Наконец нашлась машина, которую только что покинула герцогиня, возвращавшаяся с плотины в оскверненные апартаменты. На ней мы и проехали несколько миль до нового города. Утро началось с яркого солнца, гостиницы, которая, хотя и была достроена недавно, уже разваливалась на части, и яиц пашот на завтрак. Подкрепившись, мы прогулялись по строящемуся городку — сцене неописуемой неразберихи, но спокойной по сравнению с плотиной. Здесь, на огромном надземном шоссе, перекинутом через замерзшую реку, пытались сохранить противоположные направления два потока закутанных в черное людей. Визжащие паровозы, тянувшие тяжелые товарные поезда, создавали угрозу ногам: как носкам, так и пяткам. Часовые в засаленных тулупах стращали штыками каждого заблудившегося пассажира, а острый, как бритва, ветер хлестал по ушам и губам. Оглушенные и напуганные, мы прошли примерно с километр или чуть дальше — такова ширина реки, — с опаской хватаясь за ненадежные обледеневшие перила и бросая боязливые взгляды на шлюзы внизу, где вода с ревом вырывалась из-подо льда, а замерзшие мостки скрипели и зияли дырами. В главном офисе на противоположном берегу нас ожидала группа чиновников и инженеров[250]. Они были готовы ответить на наши вопросы. Что именно мы хотим узнать и какая статистика нас интересует? Вопросы лишили нас дара речи: едва ли было бы вежливо признаться, что единственной причиной нашего присутствия на Днепрострое был багаж герцогини в харьковском гостиничном люксе. Однако вспомнив аналогичный случай на Суккурской плотине в Синде, я всё же задал несколько слабых вопросов: сколько шлюзовых ворот, сорок девять, три шлюза на левом берегу, девять турбин мощностью 90 000 лошадиных сил. Обмануть чиновников не удалось. Они очень тактично сменили тему, поинтересовавшись, что мы предпочли бы на обед[251]. Вооружившись специальным пропуском, я отправился фотографировать. Из-за положения солнца пришлось возвращаться на берег, откуда мы пришли, и, не желая вновь сталкиваться с ужасами плотины, я решил довериться льду, пообещав тщательно придерживаться существующих следов, поскольку в последнее время люди необъяснимо пропадали всё чаще, что вызывало тревогу. Когда я дошел середины реки, внезапно начала стрелять пушка: ослепленный ярким светом, я почти не видел, куда иду, и мне вдруг показалось, что ледяная поверхность реки вот-вот задрожит и от грохота треснет. Потом у меня слиплись от мороза веки. «А вот святой Петр, по крайней мере, этого избежал»[252],— подумал я. Ковыляя, я наконец добрался до берега, где меня приветствовал какой-то дикарь, выскочивший из-за кучи шлака и потребовавший сигарету. Получив ее, он тут же убежал от меня, как от прокаженного. Затем я прошел с километр вниз по течению в поисках лучшего ракурса. Вдалеке через реку, как огромная серая крепость, частично скрытая облаками дымящихся брызг, тянулась плотина. По ее вершине ползли миниатюрные, как в фильмах со сценами катастроф, поезда. Из сорока девяти шлюзов из-подо льда вытекала вода, устремляясь вниз по порогам, образованным двумя скалистыми островками, и неся множество крошечных льдинок, круглых и белых, словно полярные лотосы. Мы пообедали на одной из вилл, построенных на берегу для ныне уехавших американских экспертов. Подали восхитительные, тщательно приготовленные блюда. За бутылками водки последовало крымское шампанское. Чем больше пили, тем жарче разгорались споры. «У европейцев культурное и политическое наследие накапливалось в течение двух тысячелетий, — заявили мы, — и мы не видим причин от него отказываться». Русские ответили, что это просто классовое наследие. «В этом случае, — продолжили мы, — нам не требуется дальнейшего оправдания правящего класса». Наконец наш хозяин, образованный человек с приятными манерами, заметил: абстрактно человек может думать о социализме все, что угодно, а на практике, если в него не верить, то сегодня в России жить невозможно. Затем мы обсудили сельские развлечения. Дичь, как сообщил наш хозяин, ни в коем случае не бесплатная. Чтобы иметь возможность охотиться, он состоит в клубе, это стоит ему шестьдесят рублей в год. Поскольку получал он шесть тысяч, сумма, по его мнению, была мизерной. Он пожалел, что не раздобыл на обед зайца. В старину здесь охотились с борзыми на зайцев и лис, но сейчас перестали — дабы не вредить крестьянским посевам.