Снег

Что отличает любовь и боль ожидания? Как и любовь, боль ожидания начиналась в верхней части желудка Ка, где-то между мышцами живота, и распространялась из этого центра, захватывая грудь, верхнюю часть ног, лоб, вызывая оцепенение во всем теле. Слушая легкий шум отеля, он попытался представить, что сейчас делает Ипек. Ему показалось, что он увидел Ипек, когда заметил прошедшую по улице и совершенно не похожую на нее женщину. Как красиво падал снег! Как было замечательно на какой-то момент забыть о своем ожидании! Когда в детстве их приводили в школьную столовую, чтобы сделать прививку, и когда он ждал в очереди, засучив рукав, среди запахов йода и жареного мяса, у него точно так же болел живот и ему хотелось умереть. Ка хотелось оказаться дома, в своей комнате. Ему захотелось оказаться во Франкфурте, в своей отвратительной комнате. Какую огромную ошибку он совершил, что приехал сюда! Сейчас даже стихи не приходили в голову. От боли он не мог смотреть даже на улицу, на падающий снег. И все-таки было замечательно стоять перед этим жарким окном, когда шел снег; это состояние было гораздо лучше, чем умереть, потому что если Ипек не придет, он умрет. Отключилось электричество.

Он воспринял это как знак, посланный ему. Может быть, Ипек не пришла, так как знала, что выключат электричество. Его глаза искали на темной улице под снегом хоть какое-нибудь движение, чтобы отвлечься. Что-нибудь, что могло объяснить, почему Ипек все еще не пришла. Он увидел грузовик, был ли это военный грузовик, нет, ему показалось, так же как и шаги на лестнице. Никто не придет. Он отошел от окна и бросился навзничь на кровать. Боль у него в животе превратилась в глубокое сильное страдание, в ощущение безвыходности, обремененное раскаянием. Он подумал, что вся его жизнь прошла впустую и что он умрет здесь от горя и одиночества. И не сможет найти в себе силы, чтобы вернуться в ту маленькую крысиную нору во Франкфурте. Страдания ему причиняло и ужасало не то, что он так несчастен, а то, что он понимал, что если бы на самом деле вел себя умнее, то мог бы прожить свою жизнь гораздо счастливее. Самое ужасное, что его несчастья и одиночества никто не замечал. Если бы Ипек заметила, пришла бы, не раздумывая. Если бы его мама увидела его в таком состоянии, то она единственная в мире, кто бы очень расстроился и утешил его, погладив по волосам. Из обледеневших по краям окон виднелись бледные огни Карса и желтоватый свет в домах. Ему захотелось, чтобы снег шел так стремительно многие дни и месяцы, чтобы он засыпал город Карс так, чтобы его больше никто не смог найти, чтобы уснуть на этой кровати, где он лежал, и проснуться в своем детстве, рядом с мамой, солнечным утром.

В дверь постучали. Кто-то с кухни, подумал Ка. Он вскочил и открыл дверь и почувствовал в темноте Ипек.

— Где ты была?

— Я долго?

Но Ка ее будто не слышал. Он сразу же изо всех сил обнял ее; и, засунув голову между ее шеей и волосами, стоял так, не шевелясь. Он почувствовал себя таким счастливым, что боль от ожидания показалась изрядной ерундой. И все-таки он устал из-за этой боли и из-за этого не мог возбудиться, как нужно. Поэтому, зная, что это неправильно, он потребовал у Ипек объяснения того, почему она задержалась, предъявил претензии. Но Ипек сказала, что пришла сразу, как только ее отец уехал: а, ну да, спустилась на кухню и сказала кое-что Захиде относительно ужина, но это продолжалось не дольше одной-двух минут; поэтому она совсем не думала, что Ка ее заждался. Так Ка почувствовал, что проиграл с точки зрения силы, показав еще в самом начале их отношений себя гораздо более страстным и ранимым. То, что он вынужден был скрывать боль ожидания, опасаясь этого бессилия, делало его неискренним. Между тем разве он не хотел полюбить ее, чтобы делить с ней все? Разве любовь — это не желание иметь возможность говорить абсолютно все? И внезапно он быстро пересказал Ипек все цепочку своих мыслей, волнуясь от признания.

— Забудь сейчас обо всем, — сказала Ипек. — Я пришла сюда, чтобы заняться с тобой любовью.