Снег в августе

Они разделили между собой работу по уборке подъезда. Мама заменяла лампочки по мере того, как они сгорали, и каждые две недели полировала медные почтовые ящики. Видавшие виды мусорные баки, что стояли в вестибюле, они выносили на тротуар вместе – оттуда их подбирали мусорщики. Баки для золы требовали бóльших усилий: они были набиты золой из угольных плит, которыми пользовались во всех остальных квартирах, и из водогрейного котла в подвале. Жильцы из других квартир специально навещали Кейт Делвин, чтобы посмотреть на ее чудесную газовую плиту, но сами при этом пользовались угольными, а в жилых комнатах у них стояли керосиновые горелки. Женщины и завидовали, и в то же время продолжали надеяться, что такое чудо вскоре появится и у них дома, если мужья перестанут тратить деньги в баре Кейсмента или они наконец выиграют в ирландский тотализатор. Мистер Кернес пустил слух о том, что в следующем году он собирается установить центральное отопление – паровое! – но, чтобы заплатить за новый котел, трубы и радиаторы, ему придется поднять квартплату. А пока этого не произошло, угольные плиты продолжали производить всю эту массу золы. Поскольку в будние дни по утрам, когда приезжали мусорщики, Майкл обычно находился в школе, мама заносила пустые баки в подъезд в одиночку. Каждый вечер перед ужином Майкл отправлялся в подвал и подбрасывал в котел угля из специального ящика, чтобы в каждой квартире была горячая вода. Если выпадал снег, Майкл сгребал его с тротуара и посыпал дорожки золой, чтобы никто не поскользнулся на льду.

Эти обязанности он выполнял старательно, но лишь одна из них вызывала в нем безудержное веселье – уборка подъезда. Каждое субботнее утро, отслужив мессу и включив свет в синагоге на Келли-стрит, жадно проглотив булочки с горячим чаем в компании рабби Хирша, он бегом бежал на Эллисон-авеню. Начинал он с двери на крышу, проходясь метлой сверху вниз по всем трем этажам. Его всегда удивляло, как много мусора может скопиться всего лишь за семь дней: бутылки из-под минералки, пачки газет, конфетные обертки, камешки, птичий корм и просто какая-то грязь. Майкл никогда не видел, чтобы кто-нибудь сорил в подъезде, в этом-то и была загадка: грязь появлялась сама собой и оставалась на месте. Но неважно, откуда она бралась, его задача состояла в том, чтобы все это вымести. На нижнем этаже он сгребал весь мусор в совок и ссыпал в бумажный пакет, который затем засовывал в мусорный бак.

Затем он снова отправлялся наверх со шваброй и ведром горячей воды. Когда мама приняла предложение мистера Кернеса, он купил им новое алюминиевое ведро на два галлона с приспособлением для отжима, а заодно и отличную веревочную швабру. Когда Майкл заканчивал мытье полов, мама спускалась по лестнице, разливая из бутылочки дезинфектант «Уэстпайн», и его едкий запах преследовал Майкла, который спускался позади мамы со шваброй. Как-то раз запах оказался настолько сильным, что ему пришлось отойти в сторону, едва не задохнувшись, а затем вернуться в квартиру, чтобы промыть глаза холодной водой и высморкаться. Но в действительности запах этот ему нравился: его чистый резкий аромат напрочь отшибал запахи еды и застоявшегося пива, дохлых тараканов и немытых тел.

Пока Майкл мыл пол на нижней площадке, мама выметала мусор из квартиры, наводила везде порядок, меняла простыни и наволочки, стирала нижнее белье в раковине, слушая программу Мартина Блока сквозь треск радиопомех. Дверь она обычно держала открытой. Под музыку Майклу работалось легче, работа спорилась и превращалась даже в удовольствие: швабра двигалась в ритме танцевального оркестра, туловище качалось и вертелось, а в самые холодные дни на коже выступал пот. И ничего, что музыку перебивал треск. Он напевал себе под нос в унисон с Бенни Гудменом и Гленном Миллером, знал слова песен Бинга Кросби, Бадди Кларка и Фрэнка Синатры. Это было прямо как в кино, где жизнь героев постоянно сопровождалась музыкой. Музыка слышалась и из других квартир: мистер Вентрильо предпочитал оперную, миссис Краузе – классическую, и Майкл снова задумывался о том, на что может оказаться похожей еврейская музыка, чтó именно напевает рабби, когда остается один, и под какие песни он танцевал со своей женой – давным-давно, в Праге.

9