Снег в августе

Пойдем, милая Двореле, будь со мной.

Но Двореле провела свое детство именно там, за этими горами. И она решила, что Джозеф Голем хочет вернуть ее в кошмар, из которого ей удалось вырваться. Она закричала. Крик вырывался из самой глубины, шел от сердца, от легких и внутренностей. И она ринулась прочь от Джозефа Голема.

Голему нипочем ножи и копья, но от отторжения и ярости девушки он буквально взорвался. Майкл представил себе, как он громит фонтан. Ломает ветви деревьев. Крушит сарай, в котором садовник хранит свои инструменты. А затем находит в куче обломков топор.

Вооруженный топором, Голем снес заднюю калитку в саду и ринулся в город. В своем бессловесном любовном гневе он крушил кареты и входные двери богатых домов. Рушил повозки торговцев рыбой и овощами. В Еврейской ратуше он вышиб двери и раскрошил кирпичную кладку в пыль и обломки. Майкл видел, как от него разбегались люди. А для Джозефа Голема это стало еще одним подтверждением отторжения, что лишь усилило его и без того бешеный бессловесный гнев.

Майкл спрятался за овощным лотком, глядя, как один из советников вскакивает на лошадь, чтобы перехватить в пути рабби Лёва, направлявшегося в Пльзень. Тем временем Джозеф Голем продолжил бесноваться. Двери, окна, фонтаны, сады – все было выдрано с корнем, сломано, разбито. Он увидел картину с изображением гор и рубанул топором по пейзажу. Похоже, громадное существо ищет по всему кварталу то, чего никогда не сможет найти.

Ближе к закату дня рабби Лёв наконец вернулся. Выходя из своего экипажа, он даже не взглянул на Майкла. Он не отрываясь смотрел на дело рук своего питомца. Тот обнаружился сидящим посреди опустевшей площади – с топором, лежавшим на его гигантских коленях. В глазах Голема явственно читалось: он безутешен. И впервые за все время Голем обратил свою ярость и возмущение на человека, который дал ему жизнь. Он откинул голову и издал бессловесный рев, который был слышен на семь миль вокруг. Затем схватил топор и направился к рабби Лёву. Майкл подумал: судя по всему, он видит главную причину своего горя именно в рабби. Если бы рабби Лёв не слепил его из влтавского ила, Голем никогда не испытал бы жестоких мук любви.

Голем шагнул вперед. Он поднял топор. Прежде чем рабби Лёв успел отдать ему приказ, тишину пустой площади разорвал тонкий голос:

– Остановись!

Это была Двореле.

Она медленно направлялась в промежуток, отделявший рабби от Голема. Гигантское существо опустило топор.

– Брось топор, Джозеф, – сказала она мягко.

Существо напряглось, полное подозрений. Оно смотрело то на рабби Лёва, то на девушку. Но она выглядела бесстрашной, будто бы Господь создал ее из железа. Она вышла вперед и взяла Джозефа Голема за свободную руку. Из другой руки он выронил топор. Затем она встала на цыпочки, потянулась вверх и дотронулась до его лица. Голем быстро и неловко присел. Двореле поцеловала его в щеку. Его ненависть мгновенно испарилась. Похоже, он растаял.

– Идем, – сказала она Джозефу Голему и наконец посмотрела на рабби Лёва. – Пойдем домой.

Держа его за руку, она повела Голема в дом рабби Лёва. Рабби распахнул дверь, и Голем вошел в прихожую.

– Тебе нужно поспать, – сказала ему Двореле.

Голем кивнул. Рабби Лёв отвел его наверх в свою спальню. Он снял подушки с постели, которая была явно мала для Джозефа Голема, и разложил их на полу. Вскоре Голем уснул.

Рабби Лёв действовал быстро. Он позвал двоих подручных, которые были с ним в ту самую ночь на берегу Влтавы. Он достал из тайного шкафчика серебряную ложку. Оделся в белые одежды. Вынул из пергаментного футляра шем. Затем он встал в ногах Голема, точно так же, как тогда, у Влтавы, он стоял в головах. Они с подручными помолились за спящее существо. Рабби Лёв всунул шем Голему в рот и печальным голосом произнес слова из каббалы, на этот раз в обратном порядке.

По огромному телу Голема пробежала судорога. Он открыл глаза, полные страха и чувства утраты.

И рассыпался… остались лишь бесформенные куски глиняной массы.

Помощники рабби отделили глину от одежд создания. Они вынесли одежды и тщательно все сложили. Один из них принес два ящика, напоминавших гробы. Рабби Лёв серебряной ложкой сложил глину в один из ящиков, прикрыл его крышкой и замотал веревкой. Второй ящик подручные выстелили толстой парчой, и Рабби Лёв положил внутрь шем, а на него – серебряную ложку. Этот гроб забили гвоздями.

– Бедное создание, – прошептал один из работников.

Глаза рабби Лёва были полны слез.

– Да, – сказал он, глядя на тот ящик, что не был забит. – Вы должны разбросать глину по берегу Влтавы. Мы помолимся о нем, прекрасном, милом Големе.

– Свидимся ли мы с ним снова? – спросил другой посвященный.

– Как только он нам потребуется, – сказал рабби Лёв.

Он унес маленький заколоченный гробик на чердак Староновой синагоги и положил его среди изношенных, отслуживших свое свитков Торы и священных облачений, истлевших от времени. Рабби Лёв настрого запретил входить на чердак кому-либо, кроме главного раввина. И только ему должен быть известен секрет изготовления голема.