Снежинка

Я вынула чайные пакетики из кружек и бросила в мусорное ведро. Билли подлил себе еще больше молока, чем я, на случай, если чай слишком горячий. Прежде чем сделать глоток, он дует себе в кружку^. Он терпеть не может обжигать язык.

— Жесть, — сказала я.

— Ага, и ветеринар сказал, что сталкивается с таким случаем второй раз за двадцать пять лет. Впрочем, на моей памяти это не самый странный отел.

— А какой был самый странный?

— Когда корова принесла двойню. Самого отела я не видел. — Дядя вскинул руки. — Но когда я зашел в коровник ее проведать, она уже управилась. Дело было сделано. На абсолютно здорового теленка, лежавшего возле нее, она не обращала никакого внимания, а вместо этого лизала комок серо-голубой шерсти. Он был похож на лопнувший футбольный мяч — ни ушей, ни глаз, ни головы, ни ног, вообще бесформенный. А корова вылизывала его за милую душу.

— Он был жив?

Билли уставился на меня во все глаза.

— Видала когда-нибудь, чтобы по ферме катался комок шерсти?

— Извини.

— Он не был жив, но в утробе он жил.

— Как и вывернутый теленок?

— Ага.

— А второй теленок родился здоровым? — спросила я.

— Еще каким! Совершенно нормальным. Вот такие пироги. Но тот. другой, напутал меня до усрачки.

— Что, вообще не было головы?

— Вообще.

— Но сердце-то у него должно было быть.

— Ага. Наверняка. А то как бы он развивался и отращивал шерсть. Но тут я задумался, что характеризует живое существо. В смысле, был ли тот комок шерсти живым только потому^, что жил, пока был в утробе?

— Видел ли он сны? — вслух подумала я.

Билли откинулся в кресле, забросил ногу на ногу и выдохнул.

— И в самом деле, хороший вопрос, — сказал он. — Интересно, видел ли он сны.

Отбор мощности

Я трясусь на тракторе, разливающем жидкий навоз. Пружины сиденья поскрипывают, и прицепленная сзади цистерна срет через дырку удобрением. Потом все замедляется, и сон пробуксовывает, будто застряв между движущимися шестернями. Мысли еще несутся на полных оборотах, но трактор плохо засасывает. И, пытаясь вылезти из трактора, чтобы проверить вакуумный насос, я словно двигаюсь под водой.

Как только я замечаю, что вал отбора мощности вращается, сон снова разгоняется и все начинает происходить в ускоренном режиме. Я всегда ужасно боялась ВОМов. Они пугают меня до усрачки. Не сосчитать, сколько раз я встречала в магазине безруких и безногих парней, который оторвало конечность, затянутую в механизм. Рокочущая трубка выглядит невинно, будто пластиковый желток из киндер-сюрприза, но стоит ей увидеть хотя бы нитку из твоей рубашки, и она тебя сцапает. Это ближайшее подобие черной дыры.

Я проверяю вакуумный насос, потому что трактор слабо всасывает. Когда я наклоняюсь, из моего уха выпадает наушник, я вытягиваю руку, чтобы его поймать, и оказываюсь пойманной сама — механизм сотрясается от смеха, глумясь над моей кожей и костями, заглатывая меня все глубже, и наконец...

* * *

Мама позвала ужинать. Я проснулась, выкинув ногу в сторону, словно в попытке прервать свое падение. Едва я оторвала голову от подушки, как сон выскользнул у меня из уха. Мама злилась, что мужчины еще не вернулись. Билли предположительно был еще в постели, но Джеймс к ужину никогда не опаздывает. Мама почистила для него картошку, чтобы все было готово к его приходу, и красиво разложила еду на тарелке, а тарелку поставила в духовку на слабый огонь, чтобы ужин не остыл. Потом бросила две неочищенные картофелины на тарелку Билли и накрыла ее пищевой пленкой, чтобы он поел позже.

— Сегодня утром Джеймс доил в одиночку, — сообщает мне мама, усаживаясь к столу. — Он не хотел тебя будить.

Я отхлебнула молока.

— Не виновата же я, что Билли — такой соня.

Она пожала плечами, продолжая перемешивать морковь с картошкой в своей тарелке:

— Я просто сказала.

Я опустила взгляд на еду, которую она положила мне, — мой ужин выглядел не настолько красиво, как на тарелке Джеймса, но и не так небрежно, как у Билли.

Кажется, будто еда разложена знакомым, неким идеальным образом, будто рядом с картофелиной соседствует единственно возможное количество горошин и кусочков моркови. Этот кусок лосося я точно уже видела.

Меня охватило неприятное дежавю.

Я словно смотрела повтор какой-то телепередачи, только в телике была я сама — точно я и телик, и своими глазами смотрю на экран.

И тут как раз хлопнула задняя дверь, и я наблюдала изнутри себя, как встаю со стула и иду в прихожую, навстречу запыхавшемуся Билли, кричащему^, что с Джеймсом произошел несчастный случай. Его руку затянуло в вал отбора мощности. Дядя велел нам позвонить в скорую, и мама бросилась к телефону, крича:

— О господи, о господи, о господи!

Билли выбежал обратно в поле, сжимая в руках стопку кухонных полотенец.

Я не двинулась с места. Я знала, что произошло. Я только что от этого проснулась.

Билли говорит, что иногда, если смотреть прямо на звезду, она может исчезнуть. Смотреть вдаль лучше всего краем глаза. Если я пытаюсь смотреть на сон прямо, он исчезает. Только когда я ему не угрожаю, он подбирается поближе и кокетливо маячит на краю памяти. Я думаю обиняками, чтобы приманить его к себе.