— Потерпи, Сейри… — шептал Арес, лаская плоть мужа рукой и вдыхая аромат его разгорячённой, влажной кожи. – Совсем немного.
Арес не обольщался на свой счёт, понимая, что это либо магия, либо воздействие этого странного дымного запаха, от которого у него самого сперва першило в горле, а теперь пылало желанием всё тело. Возможно, уже завтра между ним и мужем проляжет огромная пропасть, преодолеть которую они не смогут никогда, или же они оба просто сделают вид, что ничего не было, но это будет завтра, сегодня же… Отстранившись и окинув взглядом потянувшегося вслед за ним руками супруга, Арес больше не сомневается в том, что сегодня он готов сгореть в пылающем в глазах цвета расплавленного золота огне страсти.
Рэй понимал, что происходит, но не мог остановиться. Арес был слишком желанен, а он сам — слишком слаб, чтобы сопротивляться умелым и искусным ласкам опытного мужчины. Юноша запрокинул голову, комкая меж пальцев простыни, когда губы супруга сомкнулись на вершине его плоти. Это было бесстыдно, неправильно, греховно и, в конце концов, совершенно и абсолютно не по его желанию, но тело подчинялось только супругу и его ласкам, предавая его и желая больше: чтобы этот горячий, пульсирующий, давящий узел наконец-то разорвался, подарив облегчение.
Юноша просто отпустил себя, позволив ощущениям захлестнуть себя с головой, доверившись и отдавшись во власть. Это было сладкое чувство, а ощущение вспыхнувшего наслаждения ещё слаще, ещё острее, ещё красочнее, чем тот миг, когда он почувствовал, что может совладать со снежной стихией, повязав её с сосредоточием собственной души.
Изловчившись, Рэй просто опрокинул супруга на постель, впиваясь в его губы жадным поцелуем. Развязное поведение, подходящее лишь публичной женщине, но какой-то части юноши нравилась эта вседозволенность, это чувство свободы и полного опустошения, той, в которую медленно вливался новый виток желания.
— Завтра я заморожу весь Бьёрн, вождь, — шептал Рэй, восседая на бёдрах мужа, целуя его в губы, наслаждаясь его смятенным взглядом и ощущением собственной власти над мужчиной, который желал его столь сильно, что не мог сопротивляться. — Метель будет просто ужасающей, как и моё негодование. Изморозь покроет каждый камень, а холод ударит по только что засеянным полям. Вода остынет в реках до самого дна, а серое небо разразится молнией и упадёт наземь монолитной глыбой льда. Моя магия возведёт склеп из зеркал вокруг твоей страны, вождь, и запечатает её на многие века.
— Неужто я так плох в постели, Сейри? — терпя болезненные укусы и царапины, не обращая внимания на пробирающий до костей холод, властно сжимая супруга в своих объятиях и не собираясь его отпускать, спрашивает Арес.
— Нет, — на миг, словно дурман в голове рассеялся, таки уступив место здравому смыслу, отвечает Рэй, отстранившись от супруга. Растрёпанный, со сползшим до бёдер халатом, покрытый потом и семенем, желающий ещё и только своего мужа, он — шлюха, и, приходя к такому выводу, Рэй, запрокинув голову, смеётся. Громко и заливисто, ещё сильнее впиваясь в плечи вождя оледеневшими ногтями.
— Просто как знать, смогу ли я завтра посмотреть тебе в глаза после того, что сделаю сейчас.
Арес не успевает спросить, что же задумал Сейри. Тот опережает его, касаясь его губ менее сдержанным, темпераментным, но всё ещё не шибко умелым поцелуем, а после накрывает его плоть своей прохладной ладонью, ведя вверх-вниз. Усмехаясь в поцелуй, Арес переворачивает супруга на спину и берёт инициативу в свои руки, вновь лаская гибкое тело и шепча на ухо возлюбленному что-то бредовое и глупо-нежное. Ничего завтра его Сейри не заморозит, не обрушит и не запечатает. По крайней мере, Арес не собирался оставлять супругу сил на подобное безрассудство.
Сильнее его самого хмурился только Арес, наверняка чувствуя свою вину, к слову, вполне справедливо и заслуженно испытывая муки совести, в то время как сам Рэй оставался привычно холодным и невозмутимым. Никаких граней они в эту ночь так и не переступили, ублажая друг друга руками и губами, но от одной только мысли о том, каких мест на его теле касались пальцы и губы мужчины, Рэя пробирала дрожь. Он не злился — в конце концов, рано или поздно они бы с Аресом пришли к тому, что делить постель для супругов — это нормально, а не постыдно, и уж никак не свидетельствует о его распущенности, — однако виновнику спускать с рук подобную выходку он не собирался.
Всё дело было в тех благовониях, дым которых заполонил их супружескую спальню, лишив вождя и его эори возможности сопротивляться собственным желаниям. Когда палочки дотлели, а пришедший утром Неясми распахнул окно, запах постепенно выветрился, и о том, что очередная ночь, проведённая им с супругом в одной постели, чем-то отличалась от предыдущей, напоминала только лёгкая головная боль, ощущение сытости во всём теле и надоедливое чувство вины.