Отдел, которому подчинялась наша партия, возглавлял Иван Андреевич Ильин. Трудно было поверить, что ему за пятьдесят, — столько в нем было бодрости, здоровья и силы. Его невысокая плотная фигура была словно сбита из крепких мускулов. Это был привычный к труду и дальним дорогам человек, настоящий неутомимый полевик. Не раз в экспедиции нас заставлял оборачиваться раскатистый разбойничий свист. Это за полкилометра сквозь гул ветра и рокот реки звал кого-нибудь из нас Иван Андреевич. За все время работы с ним я ни разу не видел его по-настоящему злым или даже просто раздраженным и откровенно завидовал его спокойствию и невозмутимости в любой обстановке — от теплого и уютного кабинета до завешанного метелью и туманом ледника, на котором как-то заблудился наш караван.
Начальник нашей гляциологической партии Никита Владимирович Петров был несколько моложе Ивана Андреевича, но по опыту работы в горах уступал ему немногим. Его темное, загорелое лицо хранило следы ветра, мороза и солнца. Правда, мы с ним далеко не всегда ладили, причем во многом по моей вине. Сложная и трудная это штука — самолюбие молодости.
Практическому опыту двух наших командиров и старших наставников мог бы позавидовать и большой ученый.
Остальной состав партии — молодежь, недавно вступившая на тернистый путь исследователей природы. Вечный оптимист Саша Аппин, вспыльчивый, но добрый Витя Леляк, наш главный переводчик во всех экспедициях Джура Каримов.
Разные характеры, привычки, взгляды. Здесь, как и на зимовке, людей не подбирали в коллектив, как космонавтов. Мы уходили в горы надолго со всеми своими достоинствами и недостатками. На привале, на скользком льду ледника или на узкой тропе рядом все время были товарищи. Это придавало спокойствия, уверенности и смелости в трудной работе. Дружеская помощь, спаянность, взаимовыручка не менее важны в нашей работе, чем опыт, образование и хитроумные приборы.
Кроме оледенения гор Средней Азии наша гляциологическая партия должна была изучать снег и лавины в бассейне Кызылчи, где работники бывшей обсерватории побывали еще задолго до организации станции. На самой станции в 1959 году специальной лавинной группы не было, лавинами по совместительству занимался инженер-метеоролог Кашиф Билялов. Я познакомился с ним на снеголавинных курсах в октябре 1959 года, сразу же после поступления в САНИГМИ. Нам, молодым лавинщикам Средней Азии, в течение месяца растолковали все, что известно о снежных обвалах. Это сопровождалось леденящими кровь рассказами о лавинных катастрофах. Затем нам показали несколько различных защитных сооружений на одном из предприятий, расположенных в лавиноопасном месте, и, пожелав успеха, выпустили в жизнь.
Меня, бывшего зимовщика, горы манили сильнее, чем других. Яркими красками сверкал, звенел большой южный город, звал в густую сень парков и садов, на простор улиц и площадей, я же с тоской смотрел поверх крыш, труб и деревьев, на мягкую пастель далеких хребтов.
При распределении мне повезло: я на всю зиму был командирован от САНИГМИ лавинщиком на Кызылчу. Вновь я оказался в привычном коллективе, среди знакомых ребят, в самом лучшем для меня обществе на свете.
О лавинах
«… Что-то закрыло солнце, словно гигантская праща, около 60—100 метров в поперечнике, на меня спускалось
Так описывает свою встречу с лавиной 28 февраля 1916 года австрийский исследователь лавин Матиас Здарский, всю свою жизнь посвятивший изучению снежных обвалов. Восемьдесят переломов костей, одиннадцать лет в больнице — такой ценой заплатил он за эту встречу.
А вот что говорил о лавинах другой исследователь — Иоганн Георг Коль:
«Кто однажды видел лавины, того охватывает такая жажда исследования, что он готов наблюдать их целый день…»
Что же это такое — лавина?
Медленно, но неудержимо ползущий по склону гигантский пласт снега, стремительно падающее