«Снег под полозьями! — вдруг подумал Козлов. — Ведь, несмотря на мороз, он плавится? Груз тяжелый трение очень сильное… Это, пожалуй, объяснение. Тонкий слой снега плавится, разжижается. А как только сани остановятся, трение прекращается, снег замерзает и… схватывает, примораживает полоз Вот почему Соколов, сумев отцепиться от Харитонова без остановки, продолжал двигаться дальше. Самарин остановился на миг и еле сдвинулся с места. А Вобликов обрадовался, что выбрался на ровный участок, постоял чуть дольше других и застрял. Похоже на правду». Оставалось проверить это на практике. Подойдя к Дудко, Козлов сказал:
— Иван Григорьевич, мне кажется, второй трактор застрял потому, что когда снимали трос после буксировки, Вобликов прервал движение. Если бы он не остановился, трактор пошел бы дальше. Хорошо бы для проверки попытаться снять трос на ходу, не останавливая машины.
— А чего ж? Это можно! — уверенно ответил Дудко.
— Можно, — согласился Козлов, — но опасно. Трактористу ведь не видно, что ты под радиатором делаешь: трос с крюка снимаешь или под гусеницей лежишь. А попасть под эту гусеницу сейчас очень легко: наледи, снег скользкий, поскользнешься немного — и все.
— Ничего, Василий Сергеевич, сделаем! Мы эту петлю не хуже сцепщиков поездов на ходу снимем, — заверил Дудко.
Козлов сам сел за рычаги машины, поручив трактористу наблюдать за Дудко.
— Стой и смотри, — инструктировал Козлов Воронова. — Если механик поскользнется, моментально поднимай руку, и я сразу же остановлю машину…
Воронову не пришлось поднимать руки. Когда прошли особенно крутой участок пути, Харитонов, буксировавший машину Воронова, слегка уменьшил скорость, трос ослаб — и сразу громадная согнутая тень Дудко ловко метнулась под радиатор трактора. Метнулась и отскочила в сторону. Козлов продолжал вести машину, и та шла, как ни в чем не бывало, без малейшей пробуксовки. Выводы Козлова подтвердились. Шаг за шагом, постепенно создавалась теория и практика вождения тяжелых гусеничных тракторов в условиях полярной температуры и тяжелого рельефа местности.
Когда уже трогался в путь последний трактор, к Козлову подошел Абрамов и с ним — незнакомый юноша, с широким скуластым лицом якута.
— Вот, Василий Сергеевич, знакомься, — проводник наш.
— Проводник?! — удивился Козлов. — Откуда? Ведь как будто вблизи и селений нет.
— А помнишь, вчера мы проходили мимо небольшого селения? Я тогда отправил колонну вперед, а сам задержался. Надо, думаю, с населением познакомиться Их узнать, да и о себе рассказать. Ведь случай-то какой замечательный: сквозь всю Якутию пройдем, со сколькими людьми встретимся. Посидел у них, поговорил. Они меня чайком угостили, я им о нашей экспедиции рассказал, о том, что вот, мол, попал якутский народ в беду, а им русский народ — москвичи, челябинцы, сибиряки — в общем советская власть в нашем лице помощь шлет. И вот этот паренек попутной машиной нас догнал. Старики, говорит, прислали, где чай пил. Пурга будто бы идет. Вроде как бы проводником направили парня. Каково, а?
Черные живые глаза Абрамова лучились теплом и с любовью осматривали улыбающегося паренька.
«Лет 17 ему, — подумал Козлов, осматривая прибывшего юношу. — Лицо умное, застенчивое».
— Здравствуй! — инженер шагнул вперед и дружески протянул юноше руку. — Как зовут тебя?
— Петя звать, — паренек сверкнул зубами и крепко пожал руку.
— Комсомолец, нет? — поинтересовался Козлов.
Ему показалось, что этот паренек, с таким хорошим открытым лицом, обязательно должен быть комсомольцем.
— Комсомолец нет, — отрицательно закачал головой Петя.
— Хорошо, что приехал, — сказал ласково Козлов, — спасибо твоим старикам за то, что прислали, но только… какая же буря? Тут какая-то ошибка, что ли. Погода — лучше не нужно.
Близился к концу короткий зимний день. Красное холодное солнце готовилось скрыться за далекие синие склоны гор.
Сквозь красноватую от пламени заката морозную дымку проступали дикие нагромождения скал. Одинокие деревья торчали среди этого каменного хаоса. Испещренная следами тракторных гусениц, причудливо извивалась снежная лента дороги. Отпечаток тишины и покоя лежал на всем: на этих неподвижных деревьях, на тончайшей высушенной морозом снежной пыли, на бледной голубизне неба. «Откуда же старики взяли, что будет буря?» — думал Козлов.
Втроем они некоторое время шли рядом с санями последнего трактора. Вдруг Петя поднял руку и, показав на дорогу впереди себя, сказал:
— Буря ходи!
Из-за поворота дороги медленно, словно ленясь, скользила тоненькая, верткая, едва заметная струйка снега. Если бы Петя не показал на нее, Козлов вообще не обратил бы на это никакого внимания.
Лениво ползущая полоса снега наскочила на брус первых саней, увернулась, заскользила дальше, попала под широкий стальной полоз вторых саней и исчезла под ним.
«Вот и делу конец», — почему-то удовлетворенно подумал Козлов, все время наблюдавший за движением струйки.
Абрамов заметил взгляд Козлова и, словно прочтя его мысли, указал инженеру на вновь появившуюся, медленно скользящую струйку снега.