Сновидения (СИ)

— Не «эта», а Мэй, — неожиданно встряла Шинобу, и Санеми скривился. — Нет, не проснулась! — неутешительно заключила она, и все присутствующие глубоко вздохнули. Когда Мэй успела стать настолько значимой для всех? Санеми ощутил удушающий приступ ревности и шумно хлопнул ладонью по карману, чтобы успокоиться, где всегда лежал бумажный самолётик. Персональный талисман, который Кавасаки сделала специально для него. — Кажется, ты ещё не ел лапшу с грибами. — Её лицо осветила недобрая улыбка. Санеми тотчас позабыл все горести и невзгоды, страдальчески зажав рот ладонью.

— Грибы… Мерзкая Шинобу, — сдавленно зашептал Санеми, стремительно бледнея. Не сказать, что он их не любил раньше, но после нежеланной экспедиции, где основным источником пропитания были грибы, последние резко перестали нравиться мужчине. Наоборот, любое их упоминание вызывало у него неконтролируемые рвотные позывы. Тогда, выживая в лесу, выбирать не приходилось. Сейчас же вся придирчивость разом брезгливо ударила Санеми в голову, и он был в любой момент испустить дух, когда кто-то в его присутствии упоминал грибы.

— Приятного аппетита! — едва ли не пропела Шинобу, наблюдая за тем, как Санеми развернулся на прямых ногах и стремительно удалился в неизвестном направлении. Бурная перебранка, смешки и крики — всё это не утихало вплоть до самого вечера, пока действующим лицам не надоело и они не разошлись по своим делам в разные стороны.

?????

Четырнадцать дней спустя.

По небу, розовато-красному, лениво тянулись стаей пушистые, белоснежные облака, словно овцы, испуганные воем собак. Мимолётные прохожие восхищённо поднимали головы, прислушивались к редкому пению птиц и блаженно вздыхали. Мирное и таинственное чувство обволакивало теплом чужие сердца. Хотелось думать о простых, незамысловатых вещах.

Мужчины, шагавшие медленной, тесной группой, на мгновение остановились и коротко обернулись, едва не запнувшись на месте. Улыбались дряблыми, сухими ртами старики и старухи. Тихо перешёптывались и кривили лица молодые женщины. Любопытно поглядывали маленькие дети. И все их взгляды, такие разные и яркие, острыми иглами впивались мне в спину.

— Уходите, — холодно прошептала я, улыбнувшись красными губами, из-под которых блеснули ровные зубы.

— Как пожелаете, госпожа, — скрипуче отозвались тени, притаившиеся во мраке жилых домов, поклонились и юркнули вглубь, куда не проникали лучи заходящего солнца. Хватило секунды, чтобы их след простыл. Мрачные приспешники исчезли и пропали в шуме толпы, но я знала, стоило мне подать голос, они тотчас воротились бы обратно. Куда бы я ни подалась, тени всегда бесшумно волочились следом, готовые в любой момент напасть на недругов.

«Прошло четырнадцать дней с момента моего пробуждения, и многое успело перемениться за это время…» — подумала я, а потом аккуратно поднесла тоненькую ручку к румяным щекам. Невесомо провела коготками по мягкой, нежной коже под правым глазом, очертив неглубокий, свежий шрам, тянущийся до уха. Прикрыла левый глаз и попыталась что-то рассмотреть другим, но не смогла. Последнее было ожидаемо, ведь я безнадёжно ослепла правой стороной и видела всё сквозь мыльную, непроглядную пелену.

«Такое чувство, словно я вернулась к тому, с чего начинала. — Мрачно скривила губы я. — Только отношение кардинально изменилось. Раньше я бы горевала, скрывшись от всего мира, а сейчас… Сейчас всё иначе».

Когда я очнулась и взглянула в зеркало, то увидела перед собой тоненькую, красивую женщину, приятно сложенную, с красивыми чертами матового личика. С густыми бровями, нежным румянцем, выразительными глазами и аккуратными, маленькими губками. В зеркале на меня смотрела опрятная, приятная особа, цветущая молодостью и красотой. А шрам и слепота, обрамляющие её лицо, ничуть не уменьшали природную притягательность. Я ещё долго всматривалась в черты лица, словно видела себя впервые, ярко улыбалась и звонко смеялась. В тот момент я неожиданно ощутила себя самой желанной и прекрасной.

«И петь хотелось, и танцевать, и любить, и дышать совершенно иначе. Словно вся радость, сидевшая во мне, приумножилась в несколько раз и излилась наружу, — думала я. — Такие чужие, совершенно не мои чувства, но одновременно родные, словно я много лет кипела только ими, — незнакомые ощущения, закравшиеся в мою душу, толкнули взять давно забытую коробку с дорогими подарками, принадлежащими предыдущей Мэй Кавасаки. Облачиться в богатейшее алое кимоно, да окрасить губы красной краской из лепестков роз и сафлора — бэни. — Я такая красавица! Такая лёгкая, воздушная, готовая в любой момент вспорхнуть и показать себя миру!»

Моё поведение не пестрило пошлостью, но притягивало взор своей изящной элегантностью, которая неожиданно заиграла во мне после пробуждения. Многие охотники, когда завидели мои стремительные преображения, отнеслись к переменам с настороженностью. Но я всё ещё была их верным товарищем, и никто не мог сказать что-либо против.