Сновидения (СИ)

— Танджиро! — Бегло глянул он за спину Кавасаки, коротко махнув рукой. К нему быстро подбежал юноша. — Мальчик мой, позаботься о госте! — И отвернулся, попытавшись оттащить отца от дверей. Тот, словно обезумевший, впился зубами в его руку, из-за чего Кёджуро больше удивился, чем ужаснулся.

— Не трогай меня, паршивец! — Шинджуро зловеще вскрикнул.

Танджиро ощущал, как его щёки наливались румянцем стыда, стоило ему вспомнить лицо Мэй Кавасаки. И он даже не представлял, как посмотрел бы той в глаза. Несмотря на то, что юноша был охотником, а его сестра — демоном, толку от их дуэта оказалось совсем немного. Если быть точнее, вообще нисколько. Каждый день Танджиро находился в отупелом состоянии. Как бы он ни пытался пробить стену забвения, у него это не выходило. Ничему, что происходило в поместье бабочек, он не мог дать здравого отчёта. Всё протекало мыльно и сумбурно, словно в мучительной лихорадке. Временами ему казалось, что спал не только он, но и его дьяволица сестра, поддавшись чарам злодея. Тяжёлая дремота искусственно сковала их по рукам и ногам, томила и с болью давила в груди. Всё происходящее было похоже на видения, полные грусти и отчаяния, которые никак не заканчивались. Ни Танджиро, ни его сестра не могли им воспротивиться. Едва только его сознание прояснилось, мягкая пелена забвения отступила, Танджиро тотчас бросился к своей сестре. Она смотрела на него с широко открытыми глазами в диком ужасе, громко мычала и обливалась совсем не демоническими слезами, совершенно запуганная и сбитая поступками другого тёмного существа. Именно в тот момент Танджиро осознал, насколько были страшны злодеяния неизвестного чудища, захватившего поместье бабочек. Если даже демон сокрушился и забился в самый дальний, тёмный угол.

— Конечно! — Улыбнулся Танджиро и подхватил несчастного Кавасаки под руку. Тот уже не сопротивлялся, окончательно добитый происходящим. — Пойдёмте, мы угостим вас чаем, вы поговорите с Наной и Йоко, — затараторил с умным видом он, не дав несчастному вставить и слова.

«Кто такие Нана и Йоко?» — хватило сил у Кавасаки на короткую мысль, и тот поковылял в требуемом направлении вместе с Танджиро. Который успел рассказать, что в поместье бабочек обычно едят на завтрак и, главное, как важно сохранять правильное дыхание во время тренировок.

— Опять шум, сколько можно языками трепать! — Насмешливо встрял в перепалку Санеми, с важным видом вздёрнув подбородок. — Эта проснулась? — добавил он пренебрежительно, рвано кивнув в сторону больничной палаты.

Санеми отчаянно пытался делать вид, что Мэй Кавасаки его ни разу не волновала, но получалось плохо. Как бы он ни пытался перескочить на другие мысли, всё возвращало его к ней, к женщине, которую тот отчаянно пытался забыть. Когда Санеми вернулся с другими выжившими охотниками обратно и услышал о происходящем, кровь в его жилах застыла. А когда узнал, что Мэй пострадала, ему показалось, что он на мгновение умер. Он даже не заметил, как осел на землю. Как дёргали за руки с испуганными визгами его другие охотники, пытаясь привести в чувства. И как ноги сами повели его к больничной палате, где была Кавасаки. В тот момент он был готов вспороть брюхо каждому, кто попался бы на пути, и когда встретил Ренгоку, то едва сдержал себя от смертельного кровопролития.

«Почему ты не защитил её? — рычал он ему в лицо. — Если она выбрала тебя, то ты был обязан сделать всё, чтобы уберечь её! Ничтожный слабак! — плевался Санеми ядом, потом замахнулся и ударил мечника по лицу. Кровь хлынула из разбитого носа Ренгоку, и он посмотрел на Санеми глазами, от взгляда которых у мужчины подступила тошнота к горлу и разом отпало всё желание размахивать кулаками».

«Ты должен был ответить мне, а не терпеть! — думал Санеми и злостно кривился. — Если бы на его месте был я, то всё сложилось совершенно иначе».

«А что, если», — часто гадал он и ненавидел себя за это.

А было бы всё иначе? На какой-то ничтожно короткий миг Санеми осознал, что просто искал повод быть лучше в глазах Мэй, пытаясь доказать что-то самому себе. Но самое главное сейчас — это Мэй, которая не просыпалась. И это сводило Санеми с ума. Шинобу часто говорила, что Кавасаки быстро восстанавливалась — даже слишком для обычной женщины, но она оставалась живой и человеком, что было важнее всего.

«Она ослепла одним глазом, а ещё этот шрам на её щеке…» — однажды лихорадочно заговорила Шинобу. И Санеми не понял, в чём проблема, если Мэй всё ещё была прекрасна. Чтобы бы с ней ни произошло, она оставалась Мэй Кавасаки, женщиной с самой очаровательной улыбкой на свете и ярким сердцем. Будь её лицо хоть всё искромсано кривыми шрамами, она всегда будет в глазах Санеми невероятной.

«Хочу вновь услышать тебя, вновь ощутить на себе твой взгляд, — отчаянно и жадно мыслил Санеми. — Неужели я так много прошу? — задавался он этим вопросом изо дня в день».