Сновидения (СИ)

«Что это сейчас было?» — Напоследок обернулась я на мечников, рассеянно кивнув в знак прощания.

?????

Кабинет Шинобу был тесным, но уютным: сквозь неплотные шторы пробивались лучи заходящего солнца, окрашивая белые стены яркими красками жёлтого. На столе у женщины покоились кружка с давно остывшим чаем и стопка бумаги с хаотичными заметками на скорую руку. В нижнем ящике стола неизменно лежало любимое печенье, которое мечница время от времени подъедала. Я робко протянула Шинобу злополучный конверт, та с благодарностью приняла его. Потом неожиданно смолкла и потянулась к одному из ящичков.

Она протянула мне тряпичный свёрток.

— Посмотри, — сказала она негромко, и я взволнованно моргнула. Развязав плотный узелок тряпья, я обнаружила в своих руках небольшой, но увесистый кинжал с изогнутым клином, слегка расширенным на кончике острия. — Он может выплеснуть яд глицинии, который смертелен для демонов. Этот кинжал намного легче клинка и удобен в применении.

— Зачем ты даёшь его мне?

Шинобу посмотрела на меня с лаской.

— Потому что доверяю тебе, — прошептала. — Не хочу, чтобы ты пострадала. Сейчас беспокойное время, Мэй. Это ради твоей безопасности. — Я склонила голову и всмотрелась в блестящий металл, переливающийся в свете солнца.

— Спасибо, — я ответила Шинобу с тёплой и благодарной улыбкой.

«Интересная вещица. — Покрутила кинжал в руках. — Я не покидаю поместье после захода солнца, вряд ли он мне когда-нибудь пригодится, — и задумалась. — Но лучше всегда носить его с собой — для спокойствия».

Часть 11 «То самое объятие»

Она раздражала Санеми.

До помутнения рассудка, невыносимо, мерзко и, возможно, навсегда. Весь необузданный, горячий, колкий темперамент мужчины полыхал от одного вздоха этой женщины. Она изводила его безумно и дико, вспыхивала пламенем в его мыслях, сама того не подозревая. Санеми дрожал всем телом от ярости, понимая, что не мог перестать думать о ней. Он хотел сжать крепкие пальцы на глотке Мэй Кавасаки. Только, чтобы не искать её образ в лицах мимолётных прохожих. Мужчина пытался противостоять самому себе, но всё было тщетно, отвратительная и прекрасная дрянь заполнила всю его душу, отравляя своим существованием. Он проиграл ещё тогда, в момент первой встречи, когда их взгляды впервые встретились. В ту секунду Санеми потерял контроль над разумом и сердцем.

Он желал её, сам не зная, почему.

Новое, неведомое чувство изводило, пугало и сбивало с толку, будоража сумасшедший гнев. Холодной душой он пытался убедить себя, как далека женщина, летающая недостижимой птицей в небе. Но трепет, сладостный и несвойственный, растапливал все привычные морозы, разрастаясь во всём теле, пламенем ударяя в голову.

Бросало в жар. И в эти мгновения хотелось сократить ничтожное расстояние, притронуться дрожащими руками к горячей женской коже, сотворив непоправимое.

Бросало в холод. Хотелось рвать, метать и уничтожать всё живое на своём пути. Мысленно борясь с собой, мужчина не мог ни подступиться, ни отдалиться. Так и наблюдал за женщиной издалека, гневно пытаясь осознать, кто же та на самом деле.

Её запах, сахарный и едва уловимый, преследовал его повсюду.

Её смех, громкий и звучный, эхом доносился ветром.

Незабудки, столь равнодушные его сердцу, теперь стали напоминать о ней.

Она начала ему сниться. Если быть точнее, то несуществующие мгновения, проведённые с ней. Воспоминания, которых никогда не было, болезненной фантазией проникали в его грёзы. То она прижала его к себе, дрожащего от детских слёз, молчаливым жестом. То спрятались они в тени глицинии, неотрывно наблюдая друг за другом. Санеми медленно сходил с ума, вспоминая то, чего никогда не было — до скрипа зубов и искр во взгляде.

Именно поэтому, столкнувшись с Мэй в поместье бабочек, он не удержался от яда, льющегося непрерывно речами. Его всё злило, как и мерзостный Ренгоку, посмевший вмешаться в разговор с его… А кто она ему? Пока Санеми и сам не понимал. Но чувство жадности, ослепляющее его, пробуждало желание властвовать над этой женщиной. Яро ненавидеть и обладать ею, не смея делить с кем-либо.

?????

— А я точно подойду?

— Конечно, — сказала я с нежностью.

Не мигая и не веря собственным глазам, я провела сухой ладонью по раме, обтянутой холстом, позволив сердцу ностальгически встрепенуться.

«Как же давно не брала в руки карандаши и кисти…» — Мои глаза засветились, заискрились удивительной живостью, а губы изогнулись в радостной улыбке.