— Нет, — не без улыбки ответила, хитро сощурившись. Мужчина вновь повторил движение за мной — хитро-хитро сощурился в ответ. Кёджуро пытался заботиться обо мне, и я это понимала, с нежностью принимая. Забота же его казалась до дрожи неловкой, как и моей — осторожной, неуверенной, тихой-тихой и такой бытовой: накормить, согреть, узнать о здоровье — важные пункты у Ренгоку, стоило тому завести разговор со мной.
— Мне кажется, что замёрзла! — Скинул он со своих плеч белоснежный плащ с яркими языками пламени. После, не теряя и минуты, обмотал меня им. Я рассмеялась, но плащ не скинула.
Многое между нами стремительно менялось, и это понимал каждый из нас. После тех желанных объятий пронеслось немного времени, но даже этого хватило, чтобы растопить лёд, сковывающий все порывы и желания. Я перестала убегать от самой себя, отрицая очевидное — яркие и жгучие чувства к мужчине. Последний стал решительнее в своих действиях — не настолько, чтобы переступить на нечто большее, но достаточно, чтобы двинуться к нему. Кёджуро был мил в своих отчаянных попытках проявить тепло. Теперь он смотрел на меня совершенно по-новому — с особым интересом и сладким трепетом. Кёджуро хотел касаться меня, как и я его, но делал это с особой опаской. Словно любое небережливое движение было смертельно опасно. Я замечала всё: неловкий вздох, взгляд, движение. Видела и открывалась навстречу — ласково, заботливо и без спешки. Потому что ведомо было мне, хоть и частично, что могло терзать беспокойную душу Кёджуро — непонимание из-за непреодолимой тягости. Ведь только я одна на свете знала, что знакомство наше имело более глубокий характер и питало корни из далёких, сказочных миров.
Почему-то в моих мыслях, столь сумбурных и беспокойных, мимолётно скользил ещё один образ, болью сдавливающий душу. Такой же важный, памятный и бесконечно колючий. Санеми…
Он смотрел на меня с голодом, как дикий зверь на лакомый кусок мяса, и это пугало, сбивало с толку и доводило до ледяной дрожи во всём теле. Хотелось спрятаться, прикрыться, отвернуться. Лишь бы не чувствовать каждым сантиметром кожи его колючее, цепкое внимание. Холод с каждым вздохом только рос, перерастая в снежную бурю. Однажды моё сознание осенила догадка, что колкость эта, столь резкая и необоснованная, навевала вкус обиды.
«Но из-за чего? Неужто он узнал во мне ту самую Мэй из мира грёз?» — думала я. Однажды я пыталась поймать его в поместье. Схватила его за локоть, и он посмотрел на меня так странно, из-за чего вмиг стало неловко! Всё блуждал своим взглядом по моему лицу, останавливаясь на губах — аж в дрожь бросало. Хотела поговорить, а он только зарычал и пригрозил держаться подальше.
— Спасибо за заботу, — мягко добавила я.
— Может, матушке добавить букет цветов? — Наконец, Кёджуро отвёл от меня свой взгляд, вновь обратив внимание на семейный портрет.
— Да, я думала об этом. Фон тоже. Наверное, цветочное поле. — Прикрыла глаза и слабо кивнула.
«Возможно, один из пейзажей, который нам довелось лицезреть в мире грёз?»
Кёджуро на какое-то время задумался, а после выпалил:
— Незабудки! Давай везде добавим незабудки!
«Незабудки! Мамины любимые цветы, а ещё…» — Вздох со свистом слетел с моих уст, и я не смогла скрыть удивление.
— Ведь мы впервые встретились в поле, где цвели незабудки! — бодро воскликнул мужчина и вмиг стих, осознав сказанное. — А. Нет. Мы не там встретились! — На его лице яркими красками отразилось негодование, будто секундами ранее он свято верил в истину собственных слов, а сейчас сомневался в их подлинности. — Не там же? — и тихо обратился ко мне.
«Ты вспоминаешь меня?»
Тонкий огонь скользнул по мне, я не удержалась от восторга во взгляде. Крохотная надежда поселилась в душе, и я доверилась своим ощущениям, накрыв мужскую ладонь своей. Мужчина не мог воспротивиться моему очарованию и смущённо улыбнулся, поджав губы.
— А вдруг… если там? — Лицо Кёджуро вмиг преобразилось после моих слов, став более растерянным.
— К тебе вернулись воспоминания? — прошептал он осторожно.
«Нет, мой родной!» — слёзно воскликнула я в мыслях и с трудом подавила свои эмоции.
— Может быть, — лукавила я, оставаясь не Мэй из мира грёз, а Кавасаки, которая утратила все свои воспоминания.
— Почему ты никому не рассказала? — задал он очевидный вопрос.
— Тогда мне бы пришлось вернуться, а я не хочу этого. — И это очередная грустная правда. Я всё ещё была временной гостьей поместья бабочек.
— Из-за чего?
—
— Расскажи, как мы встретились. — Он потёрся лицом о мягкую ладонь, выдав свою беспомощность, столь яркую и трепетную, несвойственную ему ранее.
?????