Сновидения (СИ)

Знакомый голос, доносящийся сквозь пелену, прозвучал непривычно тепло:

— Мэй, что случилось? — Необычайно мягко посмотрел на меня Санеми, и я рвано протёрла глаза, не веря.

«Что мне ему сказать?»

Вопрос отчаянно вертелся на кончике языка. Я несчастно склонила голову. На самом деле, хотелось рассказать многое, но, если задуматься, о чём я имела право говорить? Во что бы мог поверить Санеми?

Он помог мне подняться, а я и не сопротивлялась — позволила подхватить себя и поставить на ноги. Когда его руки сомкнулись у меня за спиной, я расслабилась и выдохнула полной грудью, утопая в заботе чужого тепла. Санеми смиренно молчал, вслушиваясь в мелодию моего дыхания, и у меня в голове пронеслась мысль, что он знал толк в объятиях — неспешных, неподвижных, исцеляющих. Бережных и понимающих, когда была ценна каждая секунда, проведённая в обществе близкого человека. Если бы я могла открывать двери в чужие души, то знала бы точно, насколько жаден был в объятиях Санеми. Как человек, у которого их никогда не было.

?????

«Что мне ей сказать?» — подумал мужчина.

Санеми не понимал, как правильно надо было любить кого-то — ему никто не рассказывал о правилах. Более того, он изо всех сил не позволял себе этого, возведя вокруг сердца ледяные стены. Так было проще — для него и всех, кто оставался рядом. В этом он пытался убедить себя изо дня в день, всякий раз, когда кто-то пытался быть искренним с ним. Но он не учёл, что за его презрительной улыбкой, колким взглядом и нерушимой стеной всё ещё скрывалась настоящая, искренняя любовь к людям. Просто до неё никто не пытался добраться. Когда рядом появилась Кавасаки, нет, Мэй, всё привычное оказалось бессмысленным. Санеми осознал надобность в своих чувствах. Наконец, он захотел ими поделиться с ней — загадочной девушкой из мира грёз.

Он всё вспомнил, и привычная жизнь изменилась в одночасье. Он больше не мог ненавидеть Мэй Кавасаки, как это было раньше. Единственный человек, который заслуживал жгучей горечи — только он сам. Санеми вспомнил её — маленькую катастрофу, которая без стука врывалась в его сновидения. Он рос вместе с ней, смеялся, злился, бесстыдно обливался слезами, жадно хотел обладать ею — Мэй. Санеми был эгоистом и ни с кем не желал делить спутницу из мира грёз с самыми красивыми и искренними глазами, о чём он никогда бы той не сознался.

Он хотел рассказать ей всё, как есть — о сказочных и безумных снах, в которых он сталкивался с ней задолго до встречи в мире людей. Хотел, но так и не сделал этого, завидев, как она смотрела на другого мужчину, Кёджуро Ренгоку. Вся его пламенная решимость вмиг погасла. Санеми не боялся конкурировать, он просто понимал, что так она никогда на него не посмотрит. Понимал и питал крохотную надежду на то, что всё-таки ошибался.

Санеми до конца не понимал, что испытывал к Мэй. Она просто была нужна ему, как глоток воздуха. Пускай многие и проживали всю жизнь так, словно одного человека легко можно было заменить другим, мужчина был не таким. Чем старше он становился, чем чаще слышал чистый смех и лицезрел улыбку Мэй в грёзах, тем настойчивее и яростнее понимал, что никогда не сможет отыскать кого-то на её место. Осознав, что заменить или забыть важного человека невозможно, Санеми стал одержим Мэй настолько, что начинал злиться. Он кричал, когда понимал, что улыбка её была адресована кому-то, но только не ему. Санеми сгорал, не зная, как быть дальше, позволяя эмоциям нести себя по холодной волне саморазрушения.

Когда она приходила в его грёзы, он делал всё, чтобы удержать её образ в памяти и отыскать потом в лицах прохожих. Но с пробуждением разум был чист, из-за чего Санеми потом злился, отказываясь смиренно принимать происходящее. А когда грёзы утихли, и загадочный образ девушки ожил, мужчина взмолился небу, чтобы как можно скорее позабыть о ней.

Кто-то рассказал ему, что любовь — это то, что выращено из малого зерна до могучего дерева. Сначала ты поливал почву, не веря, что заветный росток взойдёт. Когда маленькая зелень пробилась из-под земли, протянув слабые листья к небу, ты удивился. Потом начал бояться, что росток погибнет, и начал заботиться о нём — изо дня в день. Спустя долгие годы растение окрепло, вытянулось к солнцу, распушив охапку зелени. На месте маленького, слабого ростка появилось сильное дерево, готовое укрыть тебя от дождя и ветра. Это и есть любовь — долгая, крепнущая с годами. И Санеми хотел верить в такие чувства — нарастающие, надёжные, возносящиеся к солнцу.

Наверное, Мэй ему нравилась, возможно, он мог бы полюбить её. Или уже полюбил? Санеми был одинок. Отчего не до конца понимал глубину своих чувств. Всё казалось новым, глубоким, ярким и таким шатким. Поэтому он держался за каждого, кто пробивался сквозь ледяную преграду и настойчиво добирался до его сердца. Он боялся потерять Мэй.

?????