Пингвины сейчас им были важнее всего, а вот Раевский слышал совсем иной звук, тонкий свист гигантского резака, которым пилят лёд. Если так он слышен здесь, то что творится на рабочей площадке.
Но в этот момент за ним пришёл автобус, и Раевского повезли в гостиницу.
Утром он смотрел в сияющую синь моря, сидя на закрытом балконе.
Там, в грохоте трескающегося льда, рождался новый контур побережья.
Раевский щурился, силясь сквозь солнечные блики разглядеть происходящее. Прямо перед ним был результат работы резака – сколотый треугольный айсберг, уже обмотанный изолирующей плёнкой, готовый начать своё плаванье.
Его, как индусы слона, держали на двух тросах огромные буксиры.
Раевский был инвестиционным супервайзером и давно понял, что есть совсем немного приемов, чтобы поддерживать свою значимость у тех людей, к которым он приезжал с инспекцией.
Мир сжался до размера самолёта и офиса.
В прошлый раз он провёл полмесяца в Заполярье, улетев туда в тонком пальто. Он не пробыл ни минуты на открытом пространстве – войдя в тот мир через телескопический трап аэропорта и так же покинув его через две недели, которые он провёл в офисе, мало отличимом от таких же офисов в пустыне или тайге. Только северные сияния, заливавшие огромное стекло, напоминали о близости полюса.
Отказавшись от сомнительных развлечений в виде скачек на ездовых собаках, он отбыл обратно.
Прогресс сделал своё дело, вернее, деньги сделали своё дело – комфорт был повсюду.
Иногда Раевский думал: что кончится раньше – его век или его специальность? Можно было, конечно, понаставить всюду видеокамер (их, впрочем, и понаставили) и мониторить всё происходящее. Но это было не так надёжно, как супервайзер, оценивающий мелкие детали. По запаху в офисе можно было угадать, какой конфликт раздирает коллектив, по мелким деталям быта догадаться, не списываются ли деньги на неизвестные счета.
Раевский был профессионал. И теперь выписанному из тепла профессионалу предстояло курировать ледяных людей и водяных людей. Или питьевых людей.
– Скажите, Карлсон, а по вашим ощущениям, от чего тут гибнут люди? Нет, статистику я знаю, я не об этом. Я про ощущения, ваши личные ощущения.
Карлсон посмотрел на него внимательно, взвешивая: не проверяет ли инспектор его психическую устойчивость?
– Людей всегда губит страх. Даже если они падают вместе с вездеходами с полки, то есть с ледника над берегом, то их губит страх. И когда они уходят в пустоту – их тоже губит страх.
– Уходят?
– Ну да. У нас было несколько случаев – мы выходили на лёд для снятия показаний. И вот человек вдруг вставал и уходил в черноту. Знаете, ночь полгода, только звёзды, иногда всполохи сияния, и человек уходит в сторону океана. Красиво со стороны, конечно.
– А зачем?
– Кто знает. Наверное, домой. Мы потом стали ходить втроём, чтобы успеть задержать беглеца. Но некоторым это не помогает. Помните Стаховского, вы ведь наверняка читали в отчёте про Стаховского?
– Это который застрелился?
– Он не застрелился. Я знал Стаховского, он был добродушным человеком, обожал кошек, домашний уют и жену. Среди своих считался застенчивым и предельно честным. Но, как часто случается с подобными людьми, был ужасно воинственным. Когда он стал первым начальником буровой, над ним подшучивали и его побаивались, но никто не мог предположить, чем закончится его поездка в Антарктиду.
Говорили, будто он сошел с ума – вдруг забрался в хранилище образцов и объявил оттуда по селекторной связи войну неполноценному человечеству. Это тоже списали на переутомление и модную тогда теорию озонового дождя. Стаховский бушевал двое суток, отбивался от ему одному видимых воинов с копьями, а потом сунул голову под буровое долото. Какие там озоновые дожди, всё это ерунда, он умер от страха.
Некоторое время оба молчали. Наконец Карлсон сделал неопределённый жест рукой – дескать, не слушайте меня, я понимаю, что это всё глупости, но вы просили пересказать глупости, и вы их получили.
– Вы едете к дальним станциям? Давайте я с вами? – спросил Раевский.
– Да зачем вам это? Вы слетайте лучше к Мак-Мердо, там будет экскурсия на Кровавый водопад. Знаете про Кровавый водопад? Кровавый водопад все любят.
Они всё-таки поехали к дальним станциям вместе.
Ехали они долго, но с комфортом – и Раевский снова подумал, что корпорации главнее государств. Богаче – это уж точно.
– Всё, что касается льда, – не к добру, – вдруг хмуро сказал Карлсон. – Не стоило его трогать, чует моё сердце. Но не мы первые, не мы последние.
– Странно это слышать от гляциолога, – пожал плечами Раевский.
Они заехали на две автоматические станции, что контролировали состояние ледника, Карлсон осмотрел их, сменил какие-то блоки, и спутники повернули назад.
– Видите бугорок? – надевая красные очки, поинтересовался вдруг Карлсон. – Там живёт Сумасшедший Немец.
– На карте ничего нет… – Раевский оживился. – Подъедем, а?
– Сумасшедший Немец не любит чужих. А впрочем, давайте.