– Именно так, – согласился Маркс. – Его нельзя выкинуть, можно лишь отдать птицам. В библейском смысле, точно… Вы ведь недавно здесь? Здесь вообще много библейского. А будет ещё больше.
Раевский с Карлсоном переглянулись.
Они пили резко и пряно пахнувший чай, кажется – натуральный.
– Я здесь живу, у меня тут библиотека, исследования, – вдруг сказал хозяин. – Я тоже, можно сказать, геолог. Только занимаюсь льдом, одним словом, гляциолог. Малоинтересные публике задачи, правда… Здесь хорошие условия, вот только связь неустойчива, приходилось приглашать специалиста с научной базы, это стоит дорого, и я перестал пользоваться Сетью.
«Малоинтересные… – чуть не засмеялся Раевский. – Скоро местный лёд поплывёт на север, здесь ведь во всякую сторону по морю будет север, и превратится там в питьевую воду и живые деньги. Всё будет очень шумно и интересно».
Он только открыл рот, чтобы спросить, на чьё правительство тот работает, но, наткнувшись на хмурый взгляд Карлсона, прикусил язык.
– Я рад, что мы с вами встретились, – вновь заговорил Маркс. – Смысл льда сейчас никто не понимает. Эти идиоты собираются даже им торговать.
Раевский сам удивился интуиции Карлсона, хотя опять казалось, что он участвует в спектакле и все реплики расписаны.
– А что у вас за дела тут? – вдруг насторожился хозяин.
– Нефть, материковые породы, следовые остатки жизни… Это буквально в часе езды отсюда.
– Я стараюсь не появляться снаружи, – поскучнел хозяин. – И никуда не езжу. А вы, значит, не инженер, а Kaufmann.
Он мрачнел на глазах.
– …и пресная вода, – всё же не сдержался Раевский.
– Ох, они всё-таки решились, – дёрнул головой хозяин.
Он стал беспокойно ходить по комнате, разговор не клеился. Раевский с Карлсоном смотрели на висящий на стене экран, как в окно. Экран транслировал происходящее над домиком. Погода явно портилась. Нечего было и думать о возвращении прямо сейчас.
«Зачем-то этот швед привёз меня сюда, – с раздражением думал Раевский. – Неужели чтобы показать этого фрика? Но фриков я видел достаточно».
Карлсон связался с базой, чтобы за ними прислали вертолёт. Но база ответила, что вертолёт будет ждать утра и лётной погоды.
– Я прошу простить нас… – начал Карлсон, но немец быстро закивал и взмахнул рукой, показывая, что они могут устраиваться.
Немец Маркс извинился и ушёл к себе, ступая странно, словно богомол. Карлсон уже прилёг на широкий диван, а Раевский разглядывал непривычные бумажные карты на стенах и приколотые рядом репродукции. Там же висела и фотография с какими-то ряжеными воинами в снегу.
Он хмыкнул:
– Странное оружие было у древних. Здесь говорится, что во время одной битвы арабские воины накололи листки священной книги на копья и остановили сражение. Листки – это обрывки бумажных газет, как у немцев? Зачем?
Раевский обернулся за ответом и вздрогнул. Карлсон уставился на него, как будто проигрывая что-то в памяти.
– Стаховский перед… незадолго до смерти рассказывал мне об этом. За ним шли какие-то солдаты с копьями. Он говорил, что тогда хотелось ринуться в бой и одновременно – бежать. Он и убежал тогда, мы смеялись, а он был уверен в том, что видел. И через две недели случилось то, о чём я рассказывал. Это всё лёд, этот лёд.
Они не успели ничего сказать, потому что в этот момент хозяин завыл.
Переглянувшись, оба осторожно двинулись на звук. Дверь в комнату хозяина была распахнута, и там тоже стояли стеллажи, а сам он плясал голый и выл, как шаман, которых Раевский видел в туристическом кластере.
– Они решили растопить лёд! – зло крикнул Сумасшедший Немец Маркс замершим на пороге и бессильно сел на пол.
Они молчали. Тишина прерывалась только шумным дыханием.
Вдруг Маркс поднял голову и взглянул на них ясным взглядом.
– Придётся вам кое-что объяснить. – Он встал и мгновенно пришёл в себя. К нему вернулся прежний голос. – Вы сказали: разработки. У меня здесь особые занятия, уже много лет. Я начинал ещё в Москве, когда был молодым химиком, вернее, то был другой человек, я забыл его имя… Память воды – как скажешь эти слова, тебя сразу запишут в шарлатаны. Но память льда – вот что открылось мне. С каждым годом, с каждым днём мне всё страшнее, оттого что я знаю – тут, внутри ледяной решётки, записано всё. Сначала я записывал видения, а потом устал. Тот, кто читает книги, вовсе не должен делать заметки на полях.
Сумасшедший Немец открыл холодильник (они обратили внимание, что контейнеров с образцами было множество – они тянулись по полкам слева направо и сверху вниз, от пола до потолка) и достал несколько пластинок льда в деревянных рамках.
Первая пластинка отправилась в аппарат, стоящий на столе, и слышно было, как она потрескивает, тая.
Гости ощутили что-то тяжёлое, что было сильнее их, что звало их в битву, бить, бить чем-то тяжёлым по головам врагов…
– Одна из первых, – заявил хозяин, имея в виду какую-то штуку, лежащую сейчас в сканере, они никак не могли её разглядеть. – Когда я занимался этим, жажда власти, как талая вода, заполнила комнату. Хотелось завоевать весь мир. Даже пингвины это чувствовали. Они вообще многое предчувствуют.