Сны накануне лета (СИ)

- Я не очень уверена во всем, что чувствую, - сказала она, - потому что никогда не слышала раньше подобного. Но в тебе определенно живет ребенок, и это мужчина. То есть, маленький мужчина. Вроде бы, один…

Ори взвизгнула, повисла у эльфийки на шее, и принялась целовать ее , оторопевшую и удивленную, в щеки.

- А ты не устала от этого? – отстранилась она, припоминая исцеление Кили в Эсгароте, - много сил занимает?

Тауриэль вздохнула, потом, очевидно, что-то решив для себя, сложила руки на коленях.

- Наоборот. Я думала, это будет сложно. Мне казалось, что в разумном существе неприятно чувствовать второе, - она чуть запнулась, но Ори правильно поняла, чего боится эльфийка, и ободряюще улыбнулась, - но это совсем не так. Я не знаю, как объяснить.

- Жаль, что я не могу этого, - вздохнула Ори. Тауриэль пожала плечами.

- Себя все равно почувствовать не получится, и у меня не получится тоже.

Снова их взгляды встретились, и на этот раз Ори не стала извиняться, лишь мягко улыбнулась. Изо всех сил постаралась сделать говорящей понимающую тишину между ними. Пожелала от всей души такого же счастья, такой же любви и единения с Кили, и бесконечной жизни, и всего, на что только хватило воображения. Наверное, Тауриэль услышала ее мысли и чувства, потому что кивнула ей с благодарностью перед тем, как выйти.

…

- Двили, дочь Двалина. Мне нравится. Наливай, Балин! – командовал Торин, и обнаружил, что Двалин свой кубок прикрывает рукой.

- Мне хватит, - твердо отказался он, - я Дис обещал.

- Вот оно, уже началось, бабская гегемония, - откомментировал узбад недовольно, - ну, рассказывай, друг. Правду говорят, ты дверь вынес?

Двалин раскраснелся и отвернулся. Глоин недипломатично загоготал. Оин хитро качал головой. Балин потирал затылок, глядя на брата. Долго будут припоминать младшему Фундинулу его историческую несдержанность. Долго будут попрекать выкинутым прочь из спальни Оином, присутствием на самих родах, и тем, что в конце концов он первый взял на руки новорожденную дочь. Небывалый случай, конечно, как впрочем, и вся история: ну ты даешь, Двалин! И в итоге все равно свалился в обмороке, едва лишь вышел сообщить подоспевшему Торину о рождении племянницы.

- Все не как у кхазад, дорогой ты наш друг и брат. За принцессу Двили! За Дис! За Двалина-отца!

Кубки были подняты и опустошены с радостным кличем. Кили настраивал скрипку, поглядывая на Торина. В углу Гимли, закусив ус, как самый младший, строчил пригласительные письма. Всех знакомых, родственников, всех знакомых родственников и родственников знакомых звали в Эребор. Может, кто и доедет. Синегорцы, конечно, живут далековато. Морийцы сами звали к себе, и обижались, что к ним не едут. Повод радоваться у них был тоже, свой и особый: бедняга Бифур, которого едва ли не заживо хоронили последние годы, тоже женился, чего не ждал вообще никто.

- А ты его тоже зови, - заплетающимся языком проворочал гулко Глоин, - с семейством.

- Он на Мидси, дочери Фидси, женился. Если ее семейство примкнет, Гора треснет.

- Мидси? За Бифуром? Ты шутишь никак, Балин!

- Да, представь? Сто сорок лет, никто и не надеялся. Хорошо ее прятал, знать. Так она боевая, чего удивляться. Помнится мне, топором промеж лопаток орку с двадцати шагов попадала. Одной рукой пони наземь роняла. Эх, могучая! На ногу наступит – мокрого места не оставит… за Бифура, братцы!

Скрипка запела. Уже немного пьяно.

- Шахту пустили, углем аж засыпало. Года на три прохода хватит. И такой хороший, антрацит. И не коптит, как прежний. Давайте, что ли, за проходчиков!

- За проходчиков! За рудознатцев! За огранщиков!

За огранщиков и рудознатцев выпили хорошо. За топоры выпили еще лучше. За щиты и луки тоже выпили.

Глоин, уронив голову на руки и запутавшись бородой в обглоданных бараньих ребрышках, звучно храпел. Двалин по-прежнему не пил, тянул кружку с пивом, очень умеренно ругался, и пребывал в своем мире – его не трогали и не требовали от него живого участия в застольном буйстве: понимали. Торин держался прямо. Балин и Оин пили, как в последний день, и оба валились, но никак не падали. Присоединившиеся Гимли и Фили услужливо суетились вокруг старших. Кили терзал скрипку. Заходили и все знакомые, приносили выпивку, угощение, кое-какие традиционные подарки и море пожеланий новорожденной и родителям.

Пили за ювелиров. За добрые знаки. За шахты и отвалы. За плодородие жен и мудрость предков. За рудники. Снова за шахты. За кузнецов – тут даже Двалин присоединился.

Никто не расходился. Так и заснули вповалку, за столом и под столом, кто на лавке, кто на полу, Оин - на сундуке. Торин, хоть и бодрился, тоже остался здесь же. Только Двалин, оглядев не без гордости своих приятелей-собутыльников, своими ногами ушел с поля «брани», и прямиком отправился в спальню Дис.

Полюбовался на свою спящую обессиленную женщину. Прикрыл ее заботливо вторым одеялом. Немного постоял в полном ошалении над придвинутой к кровати колыбелью, где тихо сопела крошечная Двили. Запустив в бороду руки, сел на краешек кровати, и едва не взвыл, ругая себя и теряясь в переживаниях.