Я даже достала телефон и покрутила в руках. Ну же, Машка, сделай это! Набери маму! Я дотронулась пальцем до экрана, и тут же возник перечень исходящих и входящих вызовов за последнюю неделю. Белка. Белка. Белка.
Моя жизнь, мама, это Белка. Если бы ты знала, мама, как больно её терять.
Я попыталась представить её, четырнадцатилетнюю, беременную. Её, пятнадцатилетнюю, рожающую. Её, одинокую, преданную парнем. Её, предающую. И её, двадцатидвухлетнюю, сегодняшнюю, сожалеющую об ошибках юности, хранящую от всех свою тайну, в которую ненароком залезла я… Сердце разрывалось от жалости к ней, и так остро захотелось услышать её голос, что я готова была простить ей всё на свете.
Но набрать её я не решилась.
Я убрала телефон и вдруг кожей ощутила, что на меня кто-то смотрит. Я подняла голову и увидела прямо перед собой долговязого парня с бородкой визиря из какой-то восточной сказки. Бритая голова в капюшоне толстовки, бандана с черепушками на шее и огромный оранжевый рюкзак довершали отдалённо-знакомый образ.
– Приветы. – Он плюхнулся в кресло рядом.
– Привет. – Я напрягла мозги, усиленно пытаясь его вспомнить.
– Ты ведь Маня Келдыш? Или это псевдоним?
– Нет. Настоящее имя.
– Круто. Повезло. Хороший лейбл.
Парень достал из кармана мятные сосульки, предложил одну мне и, кинув себе в рот сразу несколько штук, принялся меня разглядывать, не стесняясь.
– Классный комбез. Ты стильная.
И я его вспомнила. Он писал рассказы, печатался в сборниках, иногда в толстых журналах, прыгал из жанра в жанр, от фэнтези и хоррора до мейнстрима, «тискал» (как сам выражался) статейки на какой-то невразумительный новостной канал и бесконечно терроризировал нашего единорожного издателя очень плохими романами, написанными якобы от лица девочки-подростка. Имени его я не помнила, фамилия была Мокрицын. В редакции его за глаза называли «Тутовый Шелкопряд», потому что в текстах у него в каждом абзаце было слово «тут». «Тут герой побежал…», «Тут героиня поняла…», «Тут у чёрного рыцаря заржал конь…» Редактор мучился с ним, вычищая эти «туты», и почему его вообще печатали, оставалось для нас с Белкой загадкой. За эти «туты» он и получил прозвище, и, на мой взгляд, было бы неплохо ему взять такой псевдоним, потому что «Мокрицын» – явно хуже.
– Слушай, Мань, а ты вообще куда исчезла?
Тутовый Шелкопряд уставился на меня и даже изобразил сочувствие на лице.
– В смысле? Я никуда не исчезала.
– Тут все пишут, а тебя давно не видно – не слышно.
– А… Мы роман с Закревской пишем. Почти закончили.
– Закревская молодец. Не знал, что вы теперь порознь. Все как-то привыкли, что вы соавторы.
– Порознь? – Я чуть не подавилась мятной сосулькой.
– Тут она, по слухам, сценарий крутой написала. Тиснула его уже «Глобусу». А ты куда запропала?
– Какой сценарий?
– Да я толком не знаю. Тут знакомый скаут из вашего бывшего издательства слил инфу. Про маньяка сценарий. А вы что, даже не общаетесь, если не знаешь?
– Постой. – Я перевела дыхание. – Как сценарий про маньяка?
– А что ты так взволновалась? Экранизация, кажется.
– Экранизация чего? Роман про маньяка мы пишем с ней вдвоём, и его будут печатать в «Пандоре».
– Ну не знаю. – Он протяжно зевнул. – Это же сценарий, не роман. Мне рассказывали, там триллер у неё про врача, который ку-ку оказался. А прикол знаешь в чём? У главного продюсера фамилия Платонов, ну а у Закревской маньяк этот тоже Платонов. Прикинь? Тут ей и ввернули, что надо бы фамилию исправить.
– И как? – Я судорожно сглотнула. – Исправила?
– Да вроде. Тут не поймёшь. Исправит на другую, а окажется, что это ещё какая-нибудь важная птица в холдинге.
Он захихикал, мелко тряся бородкой.
– А ты куда намылилась?
– В Москву, – чужим голосом произнесла я.
– А я к матери, в Белгород.
В громкоговорителе объявили посадку, Тутовый Шелкопряд сощурился и посмотрел на табло.
– Мой объявили. Ну ладно, Мань, покедова.
Я молча кивнула. Шелкопряд подхватил рюкзак-апельсин и встал с кресла, кряхтя, как древний старик.
– Ты это… Ты пиши. Не надо расслабляться. Вон, бери пример со своей Закревской. Хотя…
Он нагнулся почти к самому моему лицу и ехидно сощурился.
– Хотя… На твоём месте, Келдыш, я бы отметелил Закревскую в подъезде.
Я сглотнула. Мы молча смотрели друг другу в зрачки.
– Не получится.
– Почему? – хихикнул Шелкопряд.
– …Потому что у Закревской не подъезд, а парадная… – на одной ноте монотонно произнесла я, встала и поплелась на перрон, хотя мой поезд ещё не подали.
8