Семь утра. До Ново-Архангельского кладбища я успевала добраться с запасом в два часа до времени «общего сбора», как выразилась тётя Тамара, и можно было подарить себе прогулку по утренней Москве. О похоронах я старалась не думать. Накинув дождевик поверх рюкзачка, я с сожалением посмотрела на кеды, обещавшие впитать влагу, подобно губке. «Ты слишком умная, Маша». Умная, а другую обувь надеть не догадалась.
Я посмотрела в смартфоне карту и решила прогуляться пешком до Хитровки.
Москва говорила со мной щёлкающим языком, яркими вывесками, спешащими прохожими под разноцветными зонтами, рабочими в оранжевых робах, попадающимися на каждом перекрёстке, и большими расстояниями. Здесь всё «крупногабаритно», широко, основательно. Смело. Самодостаточно. Крепко. Умытые мостовые блестели и, казалось, пульсировали светофорным светом, чаще красным, чем зелёным. И так захотелось написать о Москве книгу! Не путеводитель, а современный роман, где Москва будет полноценным героем.
Только я подумала о новой книге, как заныло под ложечкой: сначала надо докончить недописанное. Снова вспомнилась Белка и наша рукопись. Дописали ли мы её? Я не знала. Я вот точно не дописала. Не было концовки – ни в мыслях, ни в тексте. У Белки, возможно, есть, а у меня нет. И нет названия.
Распечатка! В памяти вдруг всплыли найденные мною в нашем мусорном ведре листки с моей последней главой, все исчирканные красными правками. Я силилась вспомнить, пересылала ли текст Белке, и неожиданно поняла: нет, не пересылала. Я не показываю недоделанную работу, а та глава была незаконченной. Думать о плохом не хотелось, но неприятная оскомина не давала покоя. Белка. Наша книга. Будет ли она напечатана и обнаружу ли я, если не придуманную мной линию истории, то хотя бы своё имя на обложке? Хотелось надеяться, что да. Но события последних суток почему-то заставляли в этом усомниться.
Неожиданно дождь кончился. Быстро, по-московски: раз и нет. Выглянуло солнце, и я с удовольствием убрала дождевик в рюкзак. Привычная тоска по Мирону стучалась в диафрагму, я баюкала её, потом поддалась искушению и начала думать о том, что, может, он живёт где-то рядом, да хоть и на этой самой Хитровке. Или бывает здесь, пьёт кофе в кафе на Солянке, покупает овощи в лавке у усатого московского армянина, а, может, просто гуляет пешком. Мне почему-то казалось, что Мирон непременно должен любить пешие прогулки. Как я…
В моём новом романе я его непременно обелю. Так стыдно: сделала из хорошего человека жестокого маньяка-убийцу. Москва осуждающе смотрела на меня намытыми окнами витрин и качала верхушками тополей: ну как так можно, Машка? Если бы я сейчас писала новую книгу, то непременно сделала бы так, что герои встретились в Москве. В литературе ничего не должно быть случайно. Есть парень, живёт в столице, девица влюблена в него, и вот она приезжает на похороны в эту самую Москву… Если уж автор захотел, чтобы она приехала, то непременно столкнёт их лбами.
…Только реальная жизнь устроена совсем по-другому. Я в Москве на один день. Похороны, вечером поезд. Встретить Мирона невозможно, да и если бы я написала про встречу в тексте, то первый же редактор пнул бы меня: Маша Келдыш, ну где тут достоверность? Что за сентиментальное притягивание за уши и рояль в кустах? Какая, к чёрту, судьбоносная встреча? Чудес не бывает, милая авторица.
Я не заметила, как прошагала в раздумьях уже больше часа. Меня то и дело влекло посмотреть московские дворы – они все были под кодовыми замками на закрытых воротах, но в это утреннее время из подворотен вылезали сонные автомобили, и я шныряла в каменное нутро, радуясь возможности поглядеть на запретное. Деревьев во дворах не было. Редкие кусты с незрелыми зелёными ягодами – этакая ветрянка на тёмных коричневых лицах – да высаженные в крохотных клумбах петуньи напомнили мне родной екатеринбургский двор. Мама! Я повертела в руках телефон. Да, у меня мало денег, но я тебе позвоню.
Мама не ответила. Я взглянула на часы. Восемь утра.
Белка, конечно, уже не только встала, но и добралась до своего фитнес-центра.
Белка.
Белка.
Белка.
Больше всего захотелось сейчас услышать её голос. Палец завис над её именем в «Избранных», но так и не нажал вызов.
Ничего! Впереди день. Она сама позвонит. Непременно позвонит.
Я вырулила к площади. В толпе дельфиньих спин прохожих, торопящихся к метро, я вдруг отчётливо заметила паренька. Он смотрел на меня и улыбался светло и непривычно солнечно. Я инстинктивно оглянулась: наверняка он сияет так самоварно для кого-то другого. Но сзади были помятые лица пешеходов, уткнувшихся в телефоны. Я снова взглянула на парня, он уже оказался на расстоянии двух шагов от меня. На нём была футболка с зелёным логотипом «Сохраним мир», надетая поверх водолазки, и белый бейджик на груди. «Женя, волонтёр», – прочитала я.