Соавторы

Я нащупала в карманчике рюкзака мелочь и положила в её вогнутую чашечкой бурую ладонь. Старуха запричитала, на одной ноте заунывно выпевая благодарственный речитатив, я же метнулась от ворот прочь. Хотелось закрыть руками уши, чтобы не слышать её, но мозг, как губка, впитал её протяжные липучие слова, и даже спустившись в метро я всё ещё слышала их, и никак, никак было не вытравить её механический голос. Он смешивался с голосом, объявлявшим в вагоне станции, и с гомоном пассажиров, и я чувствовала, что схожу с ума от этой патефонной пестроты.

Я вышла в центре и долго бродила по старым московским улочкам, с потоком и против потока, заглядывала в окна и витрины, слушала звуки города, читала рекламу. Слоняться бездумно, без маршрута, оказавшись впервые в Москве, было непозволительной роскошью. Я подошла к тумбе со светящейся картой и, с радостью обнаружив, что нахожусь недалеко от Кремля, зашагала к Красной площади.

Да, там было всё так, как я и воображала себе по кино и фотографиям. Только масштабы оказались другими: в реальности Красная площадь больше. И Мавзолей больше. И расстояние от Воскресенских Ворот до собора Василия Блаженного тоже намного больше. Или же это специальная демоверсия для туристов – чтобы ахнули, присвистнули и разъехались по своим провинциям «продавать» Москву как огромный такой агрегат, ни с чем не сравнимый. Столица. Headquarters. А ты – маленький термит, и в твоей картине мира всё по-другому.

Промерив ногами Красную площадь по всему доступному периметру (чтобы запомнить), я направилась в Китай-город. Запищал телефон – я посмотрела на экран: снова Лёшка. Не тётя Тамара.

И не Белка.

Я сбросила звонок, не хотелось сейчас говорить, да и архаичное понятие дороговизны роуминга не давало наслаждения от пустой болтовни. Возможно, тарифы сейчас другие, я отстала от информации. Но привыкла считать копейки, а телефон последнее время съедал очень много.

Мне стало досадно, что я думаю о деньгах. Мысли про деньги токсичны. Вот, казалось бы, впустишь в мозг одну хворую мыслишку про экономию и подумаешь всего-то секундочку, а осадок чуть ли не на весь день. И потом злишься на себя и не знаешь, как вытравить послевкусие. А никак.

Только если потратить деньги на что-нибудь хорошее. Клин клином.

И, увидев вывеску магазина детских игрушек, я бодро толкнула дверь.

В чебуречной улыбчивая девушка-официантка с розовыми волосами принесла мне волшебство: полумесяц дымящегося чебурека и вкуснейший кофе. Бирюзовый плюшевый дельфинчик смотрел на меня чёрными пластмассовыми глазками, лёжа на столике, и напоминал мне меня саму. Непонятного нереального цвета, странной – слишком горбатой – формы, с серебряным тряпочным плавником, больше похожим на дешёвую принцессину корону, и выпуклым лбом с белым пятном витилиго, плохо прошитым по краям.

Я купила его для Славика. Вернусь в Питер, поеду в Сланцы, в детский дом, попрошу нянечку передать. Без объяснения, от кого. Просто от девушки, похожей на этого лобастого дельфина.

С мыслями о Славике в душу влезло что-то несветлое. Я засунула дельфина в рюкзачок и попыталась прогнать мысли прочь, но попробуй тут не думать, как говорится, о жёлтой обезьяне. Извилины силились нарисовать, какой он, что любит, какие каракульки выводит фломастером на тетрадном листе, какой принт на его футболочке, какие сказки обожает. Какие, какое, какая… Какой он сам, отпрыск моей Белки?

Розоволосая официантка споткнулась обо что-то рядом с моим столиком, и гора тарелок с её подноса полетела на пол. Единственная чашка, сидевшая на тарелках как вишенка на торте, разбилась вдребезги, и я мысленно поблагодарила её за это. Не хватало мне ещё панической атаки!

Девушка обречённо вздохнула, как если бы ожидала, что уронит поднос, и наклонилась подобрать осколки. Я встала и принялась ей помогать, чем вызвала её немалое удивление. То есть, разбить тарелки – обычное дело, а чтобы кто-то помог – не сходится пазл в её розовой голове.

– Да я сама… Ой, спасибо!.. – затараторила она. – Второй год работаю здесь, бью посуду, судьба такая, криворукая я, но посетители ни разу не помогали, ты первая. Наверное, ты светлая?

Она подмигнула мне.

– Второй год изводить посуду и умудриться не быть уволенной? Да это ты светлая!

Мы обе засмеялись и тут же осеклись под колючим взглядом менеджера, вышедшего в зал на звук. Девушка засуетилась и упорхнула, держа осторожно поднос двумя руками, хотя логики в этом не было никакой.

Я снова вспомнила Белку, её лёгкость и смех. Стало тошно. Я прошлась по Солянке и вышла к Хитровке. Казалось, с момента утренней встречи с Женей прошла вечность. Не меньше, мама.