Собака Баскервилей

— Двадцать четыре часа. Я буду очень обязанъ вамъ, докторъ Мортимеръ, если завтра утромъ, въ десять часовъ, вы придете сюда ко мнѣ и приведете съ собою сэра Генри Баскервиля; это было бы полезно для моихъ будущихъ плановъ.

— Я это исполню, мистеръ Холмсъ.

Онъ записалъ назначенное свиданіе на манжеткѣ своей рубашки и поспѣшно вышелъ свойственной ему странной походкой. Холмсъ остановилъ его на верхней площадкѣ лѣстницы словами:

— Еще одинъ только вопросъ, докторъ Мортимеръ. Вы сказали, что передъ смертью сэра Чарльза Баскервиля нѣсколько человѣкъ видѣли привидѣніе на болотѣ?

— Трое видѣли его.

— A послѣ этого видѣлъ ли его кто-нибудь?

— Я ничего не слыхалъ объ этомъ.

— Благодарю васъ. Прощайте!

Холмсъ вернулся къ своему креслу съ тѣмъ спокойнымъ выраженіемъ внутренняго довольства, которое означало, что ему предстоитъ симпатичная работа.

— Вы уходите, Ватсонъ?

— Да, если я вамъ не нуженъ.

— Нѣтъ, другъ мой, я только въ минуту дѣйствія обращаюсь за вашею помощью. Но это роскошное дѣло положительно единственное съ извѣстныхъ точекъ зрѣнія. Не будете ли вы добры, когда пойдете мимо Брадлея, сказать ему, чтобы онъ прислалъ мнѣ фунтъ самаго крѣпкаго табака? Благодарю васъ. Было бы лучше, если бы вы нашли удобнымъ не возвращаться до вечера. A тогда мнѣ будетъ очень пріятно сравнить наши впечатлѣнія о крайне интересной задачѣ, которую предложили сегодня утромъ на наше рѣшеніе.

Я зналъ, что одиночество необходимо для моего друга въ часы интенсивной умственной сосредоточенности, въ продолженіе которыхъ онъ взвѣшиваетъ всѣ частицы доказательствъ, строитъ различныя заключенія, взаимно ихъ провѣряетъ и рѣшаетъ, какіе пункты существенно важны и какіе не имѣютъ значенія. Поэтому я провелъ день въ клубѣ и только вечеромъ вернулся въ улицу Бекеръ.

Было около девяти часовъ, когда я входилъ въ нашу гостиную, и первымъ моимъ впечатлѣніемъ было, что у насъ пожаръ: комната до-того была полна дымомъ, что свѣтъ лампы, стоявшей на столѣ, имѣлъ видъ пятна. Но когда я вошелъ, то успокоился, такъ какъ закашлялся отъ ѣдкаго табачнаго дыма. Сквозь туманъ смутно обрисовалась фигура Холмса въ халатѣ; онъ сидѣлъ, скорчившись въ креслѣ, съ черною глиняною трубкою въ зубахъ. Вокругь него лежало нѣсколько свертковъ бумагъ.

— Что, простудились, Ватсонъ? — спросилъ онъ.

— Нѣтъ, я кашляю отъ отравленной атмосферы.

— Да, теперь, какъ вы сказали, и я нахожу ее нѣсколько тяжелою.

— Тяжелою! Она невыносима!

— Такъ откройте окно. Я вижу, что вы цѣлый день были въ вашемъ клубѣ.

— Милый Холмсъ!

— Развѣ я не правъ?

— Конечно, правы, но какъ…?

Онъ засмѣялся отъ моего недоумѣнія.

— Вы распространяете вокругъ себя, Ватсонъ, такую восхитительную свѣжесть, что пріятно упражнять свои небольшія способности на вашъ счетъ. Джентльменъ выходитъ изъ дому въ дождливую погоду и грязь; возвращается же онъ вечеромъ со шляпою и сапогами, не утратившими свой лоскъ. Значить, онъ цѣлый день не двигался. У него нѣтъ близкихъ друзей. Гдѣ же могъ онъ быть? Развѣ это не очевидно?

— Да, пожалуй, что и очевидно.

— Свѣтъ полонъ очевидностей, которыхъ никто не замѣчаетъ. Какъ вы думаете, гдѣ былъ я?

— Также не двигались съ мѣста.

— Напротивъ, я былъ въ Девонширѣ.

— Мысленно?

— Именно. Мое тѣло оставалось въ этомъ креслѣ и, какъ я, къ сожалѣнію, вижу, истребило въ мое отсутствіе двѣ большихъ кружки кофе и невѣроятное количество табаку. Когда вы ушли, я послалъ къ Стамфорду за артиллерійскою картою этой части болота, и мой умъ цѣлый день бродилъ по нему. Я могу похвастать, что не заблужусь на его дорогахъ.

— Это карта большого масштаба, вѣроятно?

— Очень большого. Онъ развернулъ часть ея на своихъ колѣняхъ. Здѣсь вотъ тотъ участокъ, который насъ интересуетъ, а вотъ и Баскервиль-голль въ серединѣ.

— Съ лѣсомъ вокругъ него?

— Именно. Я полагаю, что тисовая аллея, не обозначенная на картѣ подъ этимъ названіемъ, идетъ вдоль этой линіи, съ болотомъ на правой ея сторонѣ, какъ вы видите. Эта кучка строеній, — деревушка Гримпенъ, въ которой живетъ нашъ другъ, докторъ Мортимеръ; на пять миль въ окружности, какъ вы видите, находится очень немного разбросанныхъ жилищъ. Вотъ Лафтаръ-голль, о которомъ было упомянуто въ разсказѣ. Тутъ обозначенъ домъ, который, можетъ быть, принадлежитъ натуралисту Стапльтону, если я вѣрно припомнилъ его имя. Здѣсь двѣ фермы на болотѣ, — Гай-Торъ и Фаульмайръ. A въ четырнадцати миляхъ далѣе находится большая Принцъ-таунская тюрьма. Между и вокругъ этихъ разбросанныхъ пунктовъ лежитъ мрачное, безжизненное болото. Тутъ, наконецъ, находится сцена, на которой разыгралась трагедія, и на которой мы попробуемъ ее воспроизвести.

— Это, должно быть, дикое мѣсто.

— Да, обстановка подходящая. Если чортъ желалъ вмѣшаться въ дѣла людей…

— Такъ, значитъ, и вы склоняетесь къ сверхъестественному объясненію?