Солнце было очень низко, и западъ горѣлъ пурпуромъ и золотомъ. Отдаленныя лужи Большой Гримпенской трясины отражали солнце большими красными пятнами. Виднѣлись двѣ башни Баскервиль-голля, и отдаленная дымка указывала на селеніе Гримпенъ. Между этими двумя мѣстностями, за холмомъ, былъ домъ Стапльтона. Все было мягко, нѣжно и мирно при золотистомъ вечернемъ освѣщеніи, но душа моя не гармонировала съ мирною природою: она трепетала отъ неизвѣстности и страха передъ свиданіемъ, которое приближалось съ каждою секундою. Съ натянутыми нервами, но съ опредѣленнымъ намѣреніемъ, я сидѣлъ въ темномъ уголку хижины и съ мрачнымъ терпѣніемъ ожидалъ прихода ея хозяина.
Наконецъ, я услыхалъ шаги. Издалека раздался рѣзкій звукъ сапога по камню. Затѣмъ послышался другой, третій, и шаги стали приближаться. Я отклонился въ самый темный уголъ и взялся за курокъ револьвера въ карманѣ, рѣшивъ не выдавать своего присутствія, пока мнѣ не удастся увидѣть незнакомца. Шаги умолкли. Значитъ, онъ остановился. Затѣмъ они снова стали приближаться, и тѣнь упала въ отверстіе хижины.
— Прелестный вечеръ, дорогой Ватсонъ, — произнесъ хорошо энакомый голосъ. Право, я думаю, что вамъ будетъ пріятнѣе выйти на воздухъ, чѣмъ сидѣть въ хижинѣ.
XII
Смерть на болотѣ
Дыханіе сперлось у меня въ груди, я не довѣрялъ своимъ ушамъ. Наконецъ, ко мнѣ вернулись сознаніе и голосъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ я почувствовалъ, какъ будто въ одно мгновеніе съ моей души снята подавляющая тяжесть. Этотъ холодный, внушительный, ироническій голосъ могъ принадлежать одному только человѣку на свѣтѣ.
— Холмсъ! — воскликнулъ я. — Холмсъ!
— Выходите, — сказалъ онъ, — и пожалуйста поосторожнѣе съ револьверомъ.
Я переступилъ порогъ и увидѣлъ его сидящимъ на камнѣ, между тѣмъ какъ его сѣрые глаза забавно прыгали, видя мое удивленіе. Его умное лицо, загорѣвшее и обвѣтренное, было худо и осунулось, но выглядѣло яснымъ и бодрымъ. Въ парусинномъ костюмѣ и мягкой шляпѣ, онъ имѣлъ видъ любого туриста на болотѣ и даже умудрился, благодаря своей характерной кошачьей любви къ чистоплотности, имѣть въ совершенствѣ выстиранное бѣлье и гладко выбритый подбородокъ, точно онъ не выѣзжалъ изъ Бекеръ-стрита.
— Въ жизни своей не бывалъ я никому болѣе радъ, — сказалъ я, крѣпко сжимая ему руку.
— Или болѣе удивленъ, а?
— Признаюсь и въ этомъ.
— Не вы одни были удивлены, увѣряю васъ. Пока я не очутился шагахъ въ двадцати отъ этой хижины, мнѣ и въ голову не приходило, чтобы вы отыскали мое случайное убѣжище, а еще менѣе, что вы сами сидите въ немъ.
— Вы узнали о моемъ присутствіи по слѣдамъ?
— Нѣтъ, Ватсонъ. Сомнѣваюсь, чтобы я могъ отличить слѣдъ вашей ноги отъ слѣдовъ всѣхъ остальныхъ людей на свѣтѣ. Если вы серіозно пожелаете меня обмануть, то перемѣните своего поставщика папиросъ, потому что, когда я вижу окурокъ съ этикеткой Брадлей, Оксфордъ-стритъ, то знаю, что мой другъ Ватсонъ находится по близости. Онъ тамъ лежитъ у тропинки. Вы его бросили въ тотъ торжественный моментъ, когда пошли приступомъ на пустую хижину.
— Совершенно вѣрно.
— Я такъ и думалъ, и, зная вашу удивительную настойчивость, былъ убѣжденъ, что вы устроились въ засадѣ съ оружіемъ наготовѣ, въ ожиданіи постояльца. Итакъ, вы въ самомъ дѣлѣ думали, что я-то и есть злодѣй.
— Я не зналъ, кто вы такой, но твердо рѣшилъ все узнать.
— Чудный Ватсонъ! A какъ вы выслѣдили меня? Можетъ быть, вы видѣли меня въ ночь погони за бѣглымъ каторжяикомъ, когда я имѣлъ неосторожность допустить, чтобы луна взошла позади меня?
— Да, я видѣлъ васъ тогда.
— И, безъ сомнѣнія, обыскали всѣ хижины, прежде чѣмъ добраться до этой?
— Нѣтъ, вашъ мальчикъ былъ замѣченъ, и это дало мнѣ руководящую нить.
— Замѣченъ, конечно, тѣмъ старикомъ съ телескопомъ. Я узналъ объ этомъ только тогда, когда въ первый разъ увидѣлъ свѣтъ, отраженный отъ объектива.
Холмсъ всталъ и ваглянулъ въ хижину.
— А, я вижу, что Картрайтъ принесъ мнѣ кое-какіе запасы. Что это за бумага? Такъ, значитъ, вы были въ Кумбъ-Трасей?
— Да.
— Чтобы повидаться съ миссисъ Лаурой Ляйонсъ?
— Именно.
— Прекрасно сдѣлали. Наши разслѣдованія шли, очевидно, параллельно, и когда мы подведемъ итоги достигнутыхъ нами результатовъ, то, надѣюсь, будемъ хорошо оэнакомлены съ обстоятельствами дѣла.
— Что касается меня, то я отъ души радъ, что вы здѣсь, потому что, право, моимъ нервамъ больше не подъ силу выносить эту таинственность. Но скажите, Бога ради, какъ вы-то сюда попали и что вы дѣлали? Я думалъ, что вы находитесь въ Бекеръ-стритѣ, занятые тѣмъ шантажнымъ дѣломъ.
— Я именно и хотѣлъ, чтобы вы это думали.
— Такъ вы даете мнѣ отвѣтственное порученіе и вмѣстѣ съ тѣмъ не довѣряете мнѣ! — воскликнулъ я съ оттѣнкомъ горечи. Я думалъ, Холмсъ, что заслужилъ лучшаго.