Собака Баскервилей

— Они постыдно поступили со мной, говорю вамъ — постыдно. Когда обнаружатся факты въ дѣлѣ "Франкландъ противъ правительства", то смѣю думать, что вся страна содрогнется отъ негодованія. Ничто не можетъ заставить меня помочь полиціи чѣмъ бы то ни было. Ей больше всего хотѣлось бы, чтобы эти негодяи сожгли меня самого вмѣсто моего изображенія. Неужели вы уходите? Помогите мнѣ опорожнить графинъ въ честь такого великаго событія.

Но я устоялъ противъ всѣхъ его просьбъ, и мнѣ удалось отговорить его отъ высказаннаго имъ намѣренія проводить меня домой. Я шелъ по дорогѣ, пока онъ видѣлъ меня, а затѣмъ бросился по болоту къ каменистому холму, за которымъ исчезъ мальчикъ. Все было въ мою пользу, и я поклялся, ( что если упущу этотъ счастливый случай, то это произойдетъ не отъ недостатка энергіи и настойчивости.

Солнце уже садилось, когда я достигъ вершины холма, и склоны его были съ одной стороны золотистыми, а съ другой темно-сѣрыми. Туманъ низко спускался на дальнюю ливію горизонта, и изъ него выступали фантастическія очертанія Белливеръ-тора и Виксенъ-тора. Надъ всѣмъ обширнымъ пространствомъ не слышно было ни звука, не видно было никакого движенія. Только большая сѣрая птица, чайка или каравайка, парила высоко подъ голубымъ небомъ. Она и я казались единственными живыми существами между громаднымъ небеснымъ сводомъ и пустынею подъ нимъ. Голая мѣстность, ощущеніе одиночества, таинственность и настоятельность моей задачи, — все это наполняло холодомъ мое сердце. Мальчика нигдѣ не было видно. Но внизу, подо мною, въ ущелъѣ между холмами, находился кругъ древнихъ каменныхъ хижинъ, а на одной изъ нихъ сохранился достаточный кусокъ крыши для того, чтобы служить защитою отъ непогоды. Сердце мое забилось отъ радости при видѣ этого. Эта нора и должна быть та, въ которой прячется незнакомецъ. Наконецъ-то нога моя ступила на порогъ его убѣжища; его тайна была въ моихъ рукахъ.

Подходя къ хижинѣ такъ же осторожно, какъ Стапльтонъ подходитъ со своею сѣткой къ сидящей бабочкѣ, я съ удовольствіемъ увидѣлъ, что мѣстомъ этимъ кто-то пользовался, какъ жилищемъ. Едва замѣтная тропинка, проложенная между валунами, вела къ разрушенному отверстію, служившему дверью. Внутри царило безмолвіе. Незнакомецъ, можетъ быть, прячется здѣсь, а можетъ быть онъ шатается по болоту. Мои нервы были напряжены отъ ожиданія приближающихся приключеній. Бросивъ папиросу, я опустилъ руку въ карманъ, въ которомъ находился револьверъ и, быстро подойдя къ двери, ваглянулъ въ нее. Хижина была пуста.

Но въ ней находилось достаточно доказательствъ тому, что я попалъ не на ложный слѣдъ. Безъ сомнѣнія, тутъ жилъ человѣкъ. Нѣсколько свернутыхъ одѣялъ лежало на той самой каменной плитѣ, на которой когда-то спалъ неолитическій человѣкъ. Въ простой рѣшеткѣ лежала куча золы. Рядомъ находилось нѣсколько кухонныхъ принадлежностей и ведро, наполовину наполненное водою. Куча пустыхъ жестянокъ доказывала, что мѣсто это было занято уже нѣкоторое время и, когда глаза мои освоились съ полусвѣтомъг я увидѣлъ въ углу чашечку и бутылочку, на половину наполненную водкой. Посреди хижины плоскій камень служилъ столомъ, а на немъ лежалъ небольшой узелокъ, тотъ самый, безъ сомнѣнія, который я видѣлъ въ телескопъ на плечѣ мальчика. Онъ содержалъ цѣлый хлѣбъ, жестянку съ языкомъ и двѣ жестянки съ консервами персиковъ. Когда я, осмотрѣвъ узелъ, положилъ его на мѣсто, то сердце мое вздрогнуло отъ радости; я увидѣлъ подъ узломъ клочекъ бумаги, на которомъ что-то было написано. Я взялъ его и вотъ чтл прочелъ:

"Докторъ Ватсонъ отправился въ Кумбъ-Трасей".

Я стоялъ съ бумажкою въ рукѣ не понимая значенія написаннаго на ней. Такъ, значитъ, этотъ таинственный человѣкъ выслѣживаетъ меня, а не сэра Генри. Онъ не самъ слѣдилъ. за мною, а отрядилъ агента (можеть быть, мальчика) ходить по моимъ слѣдамъ. Можетъ быть, я не сдѣлалъ до сихъ поръ ни одного шага на болотѣ безъ тою, чтобы за нимъ не прослѣдили. Все еще чувствовалось присутствіе какой-то невидимой силы, тонкой сѣти, протянутой вокругъ насъ съ изумительнымь искусствомъ и держащей насъ такъ легко, что только въ самые послѣдніе моменты мы чувствовали, что попались въ нее.

Если нашлось одно донесеніе, то могли быть тутъ и другія, и я сталъ обыскивать хижину. Однако, я не нашелъ больше никакой бумажки, а также никакихъ знаковъ, по которымъ могъ бы уэнать характеръ и намѣренія человѣка, живущаго въ этюнъ оригинальномъ мѣстѣ, кромѣ развѣ того, что у него были спартанскія привычки и что онъ мало заботился о комфортѣ. Когда я подумалъ о проливныхъ дождяхъ и посмотрѣлъ на дырявую крышу, то понялъ, насколько долженъ быть силенъ мотивъ, удерживающій его въ этомъ негостепріимномъ жилищѣ. Кто онъ такой: нашъ злокозненный врагъ или, пожалуй, ангелъ-хранитель? Я поклялся, что не покину хижины, пока не узнаю этого.