Собаки тоже ЛЮДИ

Инга

За криво сбитым столиком в маленьком балочке35, что примостился на самом берегу реки Тауй, в ста десяти километрах от Магадана, чаёвничало трое рыбаков. За стенами их импровизированного дома хлестал сентябрьский дождь с вкраплениями снега. Рыба, как назло, в сетку не шла. Вся взятая на рыбалку водка была выпита и незадачливые рыбаки, ожидая машину, поправляли здоровье крепко заваренным чаем,

В таких ситуациях от скуки спасают долгие, ничего не значащие разговоры на отвлечённые темы. Говорили и они. Вернее, больше всех говорил небольшого роста, белобрысый мужчина. На пальцах его левой руки красовалась наколка «Нина», что могло говорить о том, что эта неизвестная миру «Нина» глубоко запала в душу рассказчика. На правой руке было не менее выразительно, вензелями, написано «Серёга». Так было увековечено его имя.

Однако то, что он говорил о женщинах, больше подтверждало его не совсем удачные приключения по части общения с женским полом. Да и все женщины у него выходили какие-то однообразные, скучные, вечно его обманывающие, желающие получить не любовь, а, как он смачно выразился, «бабки».

— Я ей говорю, давай напряжёмся, подзаработаем деньжат и рванём на материк. Домик прикупим у речки, своё хозяйство заведём. Ну, там — машина, телевизор. А то тут, как бичи тащимся. А она мне: «Это с тобой, что ли? Да ты не знаешь, каким концом топор в руке держать! А то же, „домик, домик“! Уж лучше я тут подыхать останусь, вон с Толькой!» — Ну не сука ли? Дал я ей по морде и ушёл из дома на рыбалку. Вот теперь думаю, что дальше делать?

— Так чего же ты с ней живёшь? — вмешался я, — или, вместе скучно, а врозь тесно?

— Да нет, просто у неё комнатка есть, а я, так сказать, пока без своего места.

— А кто такая Нина? — кивнув в сторону руки, спросил третий, пожилой рыбак. На вид ему было лет семьдесят — семьдесят пять. Но выглядел он крепким мужчиной. Многие рыбаки звали его Михалычем и все знали его слабость — выпивку. Это был умудрённый опытом рыбак, знающий всё побережье Охотского моря от посёлка Олы до Тауйска. Все речки, впадающие на этом пространстве в море, были им тоже изучены. Правда, он плоховато слышал и мужики нередко окликали его именем «Бухалыч». Уж слышал он это или нет, не знал никто. Но он откликался и на это имя.

— Нееет, — протянул рыбак, — Нинка, это первая школьная любовь. Я её как увидел в школе первый раз, она на раздевалке дежурила, так меня как будто током прошибло. Стою, а ноги не идут. Я как раз в этом году из Ленинграда вернулся на Чукотку к родителям и пошёл в девятый класс. В нашей школе не учился два года. Другарь мой меня толкает, мол, что, говорит, опешил? Столбняк что ли? А я ему ничего ответить не могу. Заклинило. Он посмотрел на меня, на неё и говорит: «Это Нинка Козлик. Она в прошлом году к нам приехала из Львова. В восьмом классе учится. За ней Витька Довганюк ухлёстывает».

Витька работал учеником моториста в морском порту и был известен в посёлке как хороший аккордеонист. Они вместе с моим братом, тоже аккордеонистом-самоучкой, обеспечивали музыкой все мероприятия посёлка и отдельных учреждений.

Ну, я это принял к сведению и всё же отбил у этого Витьки Нинку. Встречались мы с ней три года, а потом она опять уехала в свой Львов и через два месяца вышла там замуж. Тоже шалавой оказалась!

Он с досады плюнул на земляной пол и как-то безнадёжно махнул рукой. Чувствовалось, что его рана не затянулась до сих пор.

— Да все они такие! Продадут в любое время и в любом месте, — закончил он свой рассказ.

— Ну, почему все, — сказал Михалыч. — Я со своей Юлией Павловной почти пятьдесят лет живу. И в передрягах мы с ней в приличных были, и мурцовки нахватались вдоволь — а живём. И я уверен, что никогда, ни при каких обстоятельствах она меня не подводила и не предавала. Как и я её кстати, — добавил он после небольшой паузы.

— Да ну! Они всегда и всего боятся — снова завёлся Серёга. — С ними-то и дела толкового не сваришь. А сваришь, так в самый неподходящий момент они тебя и сдадут с потрохами. Знаем мы таких! Своя задница ближе!

И он засмеялся, потом поперхнулся чаем и выругался матом.

Михалыч посмотрел на него, тяжело вздохнул, закурил папироску и о чём-то задумался. Затем, вдруг спросил: «Хотите, я вам расскажу одну историю, как женщина спасла жизнь Вадиму Козину36 во времена его отсидки в Магадане?»

Кто же этого не хотел?

Вот как выглядел его рассказ.