Как всегда его принимали на «Ура!» И вдруг, с балкона раздался голос Никишова: «Козину — слава!» и голос начал скандировать: «Козин! Козин!». Все присутствующие быстро повернулись к ложе и увидели входящего в неё Никишова со своим сопровождением. В экстазе от увиденного и услышанного, зрители подхватили клич и, хлопая в ладоши, стали скандировать «Козин! Козин! Козин!», поддерживая, как им казалось Никишова. Однако это было не так. Кто-то из местных «шутников», не видя входившего в ложу генерал-лейтенанта, голосом Никишова так поприветствовал Козина.
Ошарашенный таким поведением зрителей, приветствующих не его, генерал-лейтенанта, начальника Дальстроя, а какого-то зэка, Никишов тупо уставился в зал. Лицо его начало багроветь, а это был признак того, что он впадает в бешенство. Находящаяся рядом с ним Инга стала мягко поглаживать его по плечу и успокаивать.
— Ну, Иван Фёдорович, ну не волнуйтесь! Какой-то дурак пошутил, а Вы так свои нервы тратите. Мало ли дураков на белом свете?
— Замолчь! — резко выдохнул Никишов. — Значит так! Шутника найти и расстрелять! Козина расстрелять! Всех разогнать к чёртовой матери! Я вам покажу, как из этого педераста кумира делать!!!
Он уже орал на весь зал, брызгая слюной. Доставалось всем: кто был рядом с ним, в зале и на сцене. В такие моменты он был страшен и неуправляем. Люди вскочили со своих мест и, давя друг друга, бросились к выходу. А Инга сбежала по внутренней лестнице в фойе, пробежала на сцену и, найдя Козина, быстро сказала ему: «Прячься! Он приказал тебя расстрелять!»
— Да, за что?
— Прячься, я тебе говорю! Ты что не видишь, в каком он состоянии?
— Да, куда? Его ищейки меня из-под земли достанут! — и Вадим заплакал, обхватив голову руками.
А Никишов буйствовал. Помощник генерала безрезультатно пытался остановить его, но это практически было невозможно. И тут в ложе появилась Инга. Волосы у неё были распущены, глаза горели каким-то бесовским светом. Схватив тяжеленный стул, она грохнула им в стенку и вдруг закричала: «Это когда-нибудь прекратится? Ты генерал или баба? Что ты себя перед этими мордами позоришь! А ну, пошли за мной!» Она повернулась и, не глядя на то, что происходит за её спиной, вышла из ложи.
Никишов оторопело смотрел в спину Инги. Затем, обведя всех налитыми кровью глазами, сказал: «Приказ выполнять! Меня до утра нет!» И, пошатнувшись, пошёл за спускающейся по лестнице, женщиной.
После обыска всего клуба, помощники «Самого» собрались в фойе. Попахивало неприятностями. «Шутника» нашли, а Козин пропал. Все знали, что Никишов, мягко говоря, не любил, когда его приказы не исполнялись быстро и точно. Надо было что-то предпринимать и очень быстро.
— Куда он мог деться? — горячился помощник Никишова, на которого уже посматривало с сожалением большинство присутствующих. — Он же не иголка! Надо допросить всех артистов. Кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал. Начальник охраны, — завопил он, — опросить всех, когда и куда пошёл Козин из театра. Время час! Не найдёшь, я тебя вместо Козина грохну! Прямо здесь! Понял!
Начальник охраны только кивнул головой в ответ и помчался выполнять поручение. Но, результат оказался плачевным. Никто не видел Козина выходящим из клуба. Не было его и на месте проживания. Прочесали адреса его друзей и знакомых. Бесполезно! Певец пропал!
Наступило утро. Никишов открыл глаза и зевнул. Голова трещала от выпитого днём и вечером коньяка, водки и ещё чёрт те знает чего.
— Ингуша, — позвал он, — у тебя рассольчика нет? Голова трещит.
— Как это нет! — раздался голос Инги, — очень даже есть. И не только рассольчик. Она появилась в спальне, неся налитый в бокал коньяк, нарезанный лимон с сахаром и бутерброд с бужениной.
— Спасительница ты моя, — сказал Никишов и попытался ущипнуть Ингу. Та игриво отпрянула в сторону и тут же присела на край кровати. Никишов выпил коньяк, поморщился, крякнул, съел ломтик лимона и, взяв в руку, откусил кусок бутерброда.
— Ни хрена не помню. У нас тут порядок или как. Где там мои архаровцы? Ну-ка, принеси мне ещё коньячку, — игриво попросил он. — Что-то ты меня сильно волнуешь.
После ещё одной порции коньяка они вновь завалились спать. Проснулись к одиннадцати. Никишов был в прекрасном расположении духа.
— Так, — сказал он, вставая и одеваясь. — Сегодня празднуем у тебя. Что надо принести?
— Да всё у меня есть, — ответила Инга, — Только ты много своих овчарок не приглашай, нажрутся, а потом выкидывай их отсюда.
— Ну, ты моя милая, не права. Это не овчарки, это псы. Их кормишь, они тебе руки лижут. А забыл покормить или споткнулся на охоте, они тебя вмиг разорвут. Так что ты с ними потише. Да! И давай сюда Вадима. Пусть попоёт, — сказал он, выходя в зал.
— Какого Вадима? — Инга шла за ним.
— Ну что ты дурочку ломаешь? Козина, какого же ещё! — он попытался её обнять.
— Так ты его вчера расстрелял!
— Кто? Я! Ты что, с ума сошла? — он отпрянул от неё.
— Нет, я-то как раз и не сошла. А ты вчера приказал своим псам его расстрелять.