Как-то я оказался на одном из вечеров, проводимых отделом культуры. За столиком, куда меня посадили, сидела и Инга Брониславовна. Это была пожилая, полноватая и совсем седая женщина. Она оказалась очень весёлым человеком, профессионально рассказывала анекдоты, и с ней было тепло, весело и легко. Прощаясь, я извинился и спросил: «Инга Брониславовна, а это правда, что про вас рассказывают, как вы спасли Козина?» Она внимательно посмотрела на меня, хитро улыбнулась и сказала: «Конечно враньё! Хотя… что-то в этом роде и могло быть. Я уже не помню».
Встреча с Ростроповичем
В году тысяча девятьсот пятьдесят восьмом-пятьдесят девятом в посёлок Провидения39 приехал виолончелист Мстислав Ростропович. Тогда он ещё не был столь знаменит в стране и за рубежом, хотя и выиграл несколько международных конкурсов. Конечно, я — мальчишка — почти ничего не помнил о его концерте, но однажды, по случаю, мне рассказала об этом событии мама — Людмила Аркадьевна. Она родилась в Москве. Мамин папа — Макеев Аркадий Семёнович, — был отличным музыкантом, профессором, преподавал в Гнесинке40 и являлся регентом церковного хора Храма Николая Чудотворца в Хамовниках в Москве. Он первым понял, что у Люси сильный и приятный голос, и стал учить её музыке и пению. Ученье было строгим, если не сказать жестоким. За каждую неправильно взятую ноту отец ставил дочь на колени в угол, где был рассыпан сухой горох. За незнание произведения, которое он играл для неё на скрипке, или звучавшего по радио (в те времена телевизоров не было и в помине), дочь получала удар смычком по спине. Одним словом — спартанское воспитание. Но зато, она, мама, с первого раза поступила на вокальный факультет Гнесинского музыкального училища.
Отец не только «вбивал» в Люсю любовь, знание и понимание музыки, но и следил, вместе с матерью — Лидией Алексеевной, за тем, чтобы она много читала. В общем, он готовил её к большой, интересной артистической деятельности. Всё разрушила война. Люся, для начала поборовшаяся с немецкими зажигалками на крышах домов Москвы, ушла на фронт. Там попала в войска связи, летала с секретной почтой на маленьком самолётике У-2. Но голос не утаишь, — и её перевели в армейский ансамбль песни и пляски. Там она познакомилась с моим отцом и, уже после войны, они по контракту оказались на Чукотке. Так что приезд туда Ростроповича был для неё если и не подарком, то значительным событием.
В день концерта мама нарядилась, одела во всё лучшее меня и брата, что нас страшно удивило, и мы направились в поселковый клуб. Отца дома не было, так как он находился в тундре на просчёте колхозных оленей. В маленьком фойе клуба мы не обнаружили народа, а надо отметить, что приезжие артисты, как правило, давали концерты бесплатно. Войдя в зал, увидели человек пять-шесть сидящих в разных концах зала. Создавалось такое впечатление, что пришедшие на концерт стеснялись друг друга.
Мы уселись в третьем ряду. Открылся занавес. На сцене стояло наше клубное, видавшее виды пианино, рядом с ним стул. Отдельно стоял ещё один стул и пюпитр41. Вышел человек в смешном костюме (как нам объяснила мама — смокинге), и растерянно посмотрел в зал. Затем, обернувшись к кулисам, сказал: «Мстислав Леопольдович, а зрителей нет». Из кулис показался худощавый, лысоватый человек с виолончелью и смычком в руках. На вид ему было лет тридцать — тридцать пять.
— Ну что? — сказал он и, прищурясь, взглянул в зал. — Будем считать, что здесь собрались истинные любители классической музыки. Прошу вас, уважаемые зрители, пересесть поближе. Только тут человек в смокинге опомнился и сообщил: «Перед вами Заслуженный артист Российской Федерации…». Ростропович остановил его жестом, а потом предложил тому занять место за «роялем».
Зазвучала МУЗЫКА. Он исполнил арии и фрагменты из опер. Затем прозвучала музыка Гайдна, Шостаковича, Прокофьева, Сен-Санса. Неожиданно для всех, Мстислав Леопольдович обратился к присутствующим.
— Может у вас есть какие-то музыкальные просьбы? — Все молчали. И вдруг послышался голос нашей мамы.
— Мстислав Леопольдович, я понимаю, что с вами нет оркестра, но не смогли бы вы сыграть хоть отрывок «Песни менестреля» Глазунова. Ростропович с интересом посмотрел на маму.
— Ну что ж, давайте попробуем. — Он кивнул головой пианисту, и полилась музыка, от которой, почему-то мне захотелось плакать. Если бы можно было прямо здесь, на листе этой бумаги описать словами то, что мы слышали?! Хотя для музыкантов нет ничего невозможного. Берёшь ноты и…, дальше вы всё понимаете.