Из сохранившихся партийных документов известно, что 10 января 1953 года Печерский был приговорен судом к одному году исправительных работ с вычетом 25 % зарплаты. За что именно – точно неизвестно, приговора не сохранилось. Не думаю, что совершенное им было серьезным нарушением, за такое наверняка дали бы срок, а тут дело явно спустили на тормозах, оставив осужденного на свободе. В тех же партийных документах есть указание на то, что в нарушение правил Печерский пропускал учащихся ФЗО не по билетам, а выписывал им от руки записки-пропуски. “Ввиду того что уничтожение билетов производилось им без достаточного контроля, то не исключено, что здесь имели место злоупотребления” (из справки КПК при ЦК КПСС от 7 апреля 1954 года).
Из театра его уволили в 1952 году, какое-то время он был без работы. В 1953 году Печерский смог наконец по блату устроиться в промкомбинатовской артели – помог еврей-директор. Сохранилась выданная 14 октября 1953 года справка с места работы: “Работает в Артели имени Третьей пятилетки в качестве колесника”. Там же из его зарплаты и вычитали те самые 25 %.
О его жизни в этот сложный период рассказывают следующее. Будто бы он взял на себя ведение домашнего хозяйства и даже научился вышивать крестиком, а его коврики продавались на вещевом рынке и пользовались спросом. Все это не совсем так. Ковры и вправду были, но вышивал Печерский не для продажи – успокаивал нервы. “Только так он и уходил от черных мыслей – всегда работал, что-то делал”, – вспоминала Ольга Ивановна. Элеонора рассказывает, что он вышил болгарским крестом трех поросят и Красную Шапочку, этот ковер висел над ее кроваткой. Татьяна хорошо помнит собаку в зарослях на металлической сетке, это изделие Печерского, представьте, использовалось для защиты от мух.
Этот коврик запомнился и Блатту, навестившему его в 1980 году в Ростове. “Над кроватью висел большой коврик, который он сам вышил, с изображением собаки. В углу, за простыней, стояли таз для умывания и туалетные принадлежности”. Его поразило, что Печерский с женой жили в коммунальной квартире. “Наш бунт был историческим событием, а ты – один из героев этой войны”, – сказал ему Блатт, в очередной раз сокрушаясь, что Печерского ничем не наградили.
На самом деле незадолго до судебных неприятностей случилось то, о чем обычно пишут: награда нашла героя. По каким-то причинам в Октябрьском райвоенкомате Ростова вспомнили об участии Печерского в боях за город Бауску. 19 мая 1949 года райвоенкомом подполковником Дедовым был подписан наградной лист на Печерского Александра Ароновича, “за проявленную в бою под Бауской храбрость” представленного к ордену Отечественной войны II степени. “Находясь в составе 15-го штурмового батальона Первого Прибалтийского фронта в должности автоматчика, – сказано в наградном листе, – при наступлении на город Бауска 20 августа 1944 года Печерский был ранен в бедро осколком мины, вследствие чего потерял здоровье”. Щедрость неслыханная, орденов у героя отродясь не было. И не будет – решил ростовский облвоенком генерал-майор Георгий Сафонов, заменив орден на медаль “За боевые заслуги”.
Элеонора вспоминает, что после смерти Сталина отца пригласили в Ростовский обком партии и предложили написать заявление о восстановлении в КПСС, но он гордо отказался: дескать, не писал заявления об исключении и сейчас не буду писать о восстановлении. Это ошибка памяти, на самом деле все было с точностью до наоборот. Мне стало ясно, что Печерский не упустил бы шанс восстановиться в партии, из его письма от 2 апреля 1961 года Томину: “В ЦК партии о моем деле докладывал инструктор Лисянский (сам еврей), который дрожал за свою шкуру, но больше я не обжаловал, хотя в настоящий момент все рекомендуют подать. Буду когда в Москве, думаю зайти в ЦК и поговорить”. Скорее всего, это было бесполезно. И дело тут не в еврее-инструкторе, хотя, конечно, еврей в аппарате ЦК в то время большая редкость, вероятно, тот и в самом деле “дрожал за свою шкуру”. Печерский попал в замкнутый бюрократический круг. Он ходил в обком, там ему сказали, что если был судим, то сначала надо реабилитироваться. Что ж, подал жалобу в областной суд, но ему отказали – по его словам, не вникли в суть дела.
Кое-что стало ясно из недавно найденного архивного дела Печерского, составленного в Комиссии партийного контроля при ЦК КПСС 7 апреля 1954 года тем самым товарищем Лисянским. 20 марта 1954 года в партийный суд, коим являлась эта комиссия, поступило заявление Печерского, где он “признает, что в работе допустил ошибки, но просит простить его и оставить в рядах партии”. Там, на Старой площади, подошли к делу серьезно, запросили характеристику с места работы. “Печерский, – говорилось в ней, – состоя на учете в парторганизации Ростовского театра музыкальной комедии, от выполнения партийных поручений систематически уклонялся, над повышением своего идейно-политического уровня работал недостаточно”.