Собирая по кусочкам (СИ)

В моей семье так непринято. И контраст того, что я получаю с Александром Владимировичем, и тем, как была устроена моя жизнь до, отдают болью. Не хочу, чтобы так продолжалось. Хочу, чтобы было так, как происходит с ним сейчас.

Хочу не есть в одиночестве, хочу наслаждаться едой, хочу мочь спокойно разговаривать с родителями и проводить с ними время, но они этого не хотят. Они не видят проблемы. Или видят и думают, что дело во мне, что раз не нравится мне, то дело только во мне и ником больше.

У Вадима ведь не так? С родителями. Он разговаривает с ними, что-то делает, он всегда радостно о них говорит. Это слышно. И понятно. Как он шутливо отзывается о своём отце, но уважает его. Как любит и дорожит своей матерью, принимая её заботу. Я ему завидую. У меня нет фотографий с родителями на телефоне, я даже не могу с ними находиться дольше пяти минут.

С ними столько же проблем, сколько со мной.

— Как ты сейчас? — неожиданно спросил Александр Владимирович.

— Ну, кажется, более-менее. Не знаю. Отхожу. — Но меня немного беспокоило то, что о моём состоянии Александр Владимирович спрашивает чаще, чем я о его. Надо исправить. — А вы как? — мне показалось, что это прозвучало тупо. Как в переписке. Он только улыбнулся. — Ну, как ваше настроение? — я же улыбнулся от напряжения. Не прямо об этом я хотел узнать. — Я не буду вам мешать?

— Нет, — ответ успокаивает.

Если бы я мешал, он бы отказал.

Я слишком много думаю о себе и не думать не могу.

— Очень… вкусно получилось.

— Я рад, что понравилось.

Вот так вот просто и происходит общение: вопрос, ответ, фраза, ответ. Без причитаний, без повышенного тона, злости, без междустрочья, что кто-то кому-то что-то должен и обязан.

— Вы сильно за сегодня устали? После уроков много ребят подходило.

— Видел? — удивляется Александр Владимирович.

— Да. Когда ждал.

— Я думаю, что не устал так же сильно, как ты.

— Да ладно вам, — я всполошился. — Я же не работаю. И у нас был сокращённый день.

Александр Владимирович смотрит с интересом и ждёт ещё одну мою отмазку. Будто дело в этом.

Конечно, он не об этом.

— Если не устал, потанцуем?

Я не отказываюсь, хотя так и не посмотрел видео, которые планировал, чтобы в следующий раз не облажаться. Добавил в закладки и забыл.

После ужина, помытой посуды, Александр Владимирович подключает телефон к колонкам и выбирает подходящий плейлист, затем наугад – песню.

С тактом. Похоже на вальс. Кроме раз-два-три, я ничего не знаю.

Александр Владимирович включает настольную лампу Разворачивается ко мне телом и протягивает руку.

Я вкладываю свою ладонь в его, вторую кладу на плечо, он – на спину. Я хотел поднять голову, посмотреть, но не смог.

Я угадал и вовремя начал движение, вместе с Александром Владимировичем. Не по его инерции, а по своей. Смог поймать ритм и обрадовался.

Шаг вперёд, поворот, назад, поворот, вперёд, поворот.

Я расслабляюсь, но тут же крепче сжимаю руки. Нет, я ни капли не расслаблен, просто хочу сделать вид. Я «думаю», что мне это поможет.

Улыбнись, и станет веселее.

Игнорируй страх, и тогда он уйдёт.

Не плачь, и тогда не захочешь грустить.

У меня много таких кривых мыслей. Я знаю, какие они и о чём говорят, но «выпрямить» их не могу. Вечно возвращаюсь к искажённому варианту.

Вспоминаю о темпе. Я двигался на автомате или же полностью был ведом Александром Владимировичем.

Я поднимаю голову: он мне сочувственно улыбается и гладит по спине.

Я опускаю глаза.

Крепкая шея, ровные плечи, широкая грудь, слаженное тело. Вдыхаю запах шампуня и геля для душа и чувствую, как липнут мысли. Он взрослый, а я подросток. Он больше, выше, сильнее меня, умнее и знает, кажется, обо всём. Знает, как вести себя и что делать, а меня сбивает чуть ли не каждая мелочь, и я не могу найти для себя успокоения. Даже сейчас, думая о нашей разнице, я не могу придумать причины, по которой Александр Владимирович согласился быть со мной. Сейчас мне кажется, что это даже глупо, и не стоило ничего делать изначально. Не стоило признаваться, ждать, говорить снова о своих чувствах, ждать его ответа. Не стоило… радоваться, когда он согласился.

Вадим правильно сделал. Правильно сказал.

Я перепутал ноги, движения, запнулся за Александра Владимировича и упал на него. Он поддержал.

Он был тёплым. Он всегда успокаивал, и, мне казалось, что я тоже смогу достаточно хорошо показать себя.

— Жора.

— Давайте постоим. — Я только сильнее прижимаюсь и закрываю глаза.

— С детьми столько проблем, да?

— Да. — Выдаю смешком. Опять он знает мои мысли. — Не представляю, как вы с ними работаете.

— Со взрослыми тяжелее, — он гладит меня по голове.

До меня доходит, что музыка уже другая. Движения раз-два-три ей не подходят.

Я ничего не замечаю.

Мы долго стоим под музыку. Потом снова танцуем, но без определённых движений, как это делают пары в фильмах под запись на пластинках в граммофоне.

Я не думал, что захочу подобного, но, оказалось, что хочу.

***