Собирание русских земель Москвой

96 С.Г.Г. и Д., т. I, № 127 и 128. Грамота в. к. Ивана Васильевича брату Федору сохранилась в списке, который снят в Москве с подлинной (а она «писана в Переяславле лета 7004 августа в 19 день»), о чем свидетельствует пометка на ее обороте: «Списки з грамот з докончалных с резанских великому князю Ивану з братом его со князем с Феодором, а самые грамоты докончалные с печятями лета 7035 (посланы к великой княгине?) к резанской к Огрофене с его человеком с Медведем»; грамота князя Федора брату в. к. Ивану в подлиннике за печатями и скрепой: «Смиренный епископ Семион резаньской и Муромьской». Двойной документ этот весьма интересен как единственный уцелевший до нашего времени памятник «удельных» отношений в Рязанском княжестве. Однако тут – это отношения, возникшие заново между братьями Васильевичами в исходе XV в., в пору, когда подлинные отношения удельного владения быстро разлагались под давлением великокняжеской власти московских государей. Договор 1496 г. не может служить надежным источником для изучения типа и основного уклада «удельных» отношений: немало в нем явно нового, не традиционного, а подлинно договорного. Точнее даже было бы сказать, что как нет в этом договорном тексте термина «удел», так нет в нем и раздела общей отчины между братьями по уделам. Владения младшего брата весьма незначительны: старший получил «все великое княженье», а младшему отец, великий князь Василий Иванович, и мать, в. к. Анна, и старший брат, в. к. Иван Васильевич, «отделили» только «Перевитеск и Рязань старую с волостьми и с отъеждими месты» да «треть» в переяславских доходах и доходных имуществах и часть дворцовых сел по раздельным «записям». Все это гарантируется князю Федору в потомственное владение, причем старые удельные воззрения уже настолько искажены, что требуется особая оговорка против превращения этих владений в опричнину и произвольного завещательного распоряжения ими в случае выморочности: «А не будет у тобя детей, и тобе, моему брату, своей отчины не отдати никоторою хитростью мимо меня, великого князя». За то и великий князь, обязуя брата «не хотети» великого княжения под собой и своими детьми, обещает ему: «А не будет у меня детей, и мне, великому князю, великим княженьем благословити тобя, своего брата». Составители договора судят правильно, полагая, что отчуждение «удела» на сторону мимо братьев возможно только «хитростью» (вольной или, как увидим, чаще вынужденной). Новые отношения и понятия сказались в том же договоре значительной силой великого князя и политическим принижением младшего брата, за которым лишь слабые остатки участия в княжеской власти. Утверждая свое «одиначество» (взаимное), братья не соблюдают в нем равенства; они обязуются «не канчивати, ни ссылатися» ни с кем друг без друга, но младший обязан сложить все свои сепаратные «целованья» и быть всецело в опеке старшего, который обещает его «жаловати и печаловатися им и его отчиною»; обязан младший брат «пойти без ослушанья», куда его пошлет князь великий (при этом теряет живой смысл сохраненная в договоре формула о «вседании на конь» обоих князей и посылке воевод, если великий князь сам не выступает). Участие княжого Федорова «третчика» в суде великокняжеского наместника над переяславцами сведено, по существу, к тому, что «третчик» «смотрит своего прибытка»; зато младший брат не судит в Переяславле своих людей «в душегубстве и в разбои и в татьбе с поличным», а великому князю в этих делах и в «протаможьи и в какове деле ни буди» людей князя Федора «судити и казнити воля во всем». Важнее, чем прямое участие младшего князя в управлении княжеством, взаимное договорное обязательство «новых пошлин не замышляти», не нарушать церковных и монастырских привилегий, боярского землевладения и боярских прав. Князь Федор – на рубеже между положением «удельного» князя и привилегированного крупного землевладельца – служилого князя. Тексты поздних договорных грамот, подчиняясь старым формулярам, сохраняют иногда формулы, уже не соответствующие современной им действительности, пример в данном договоре – слова «а Орды знати и ведати мне, великому князю», «а имати ми у тобя выход» и «а коли яз, князь великий, в Орду не дам». Странно было бы заключить, что в 1496 г. рязанский князь уплачивал выход «в Орду»; дело поясняется тут же упоминанием о «царевичевом ясаке Сатылгановом или хто иной царевич будет на том месте», т. е. о «ясаке», какой шел с Рязанской земли касимовским татарам со времен в. к. Василия Темного.

97 Ср. замечание Д.И. Иловайского (Указ. соч., с. 148), что «в действительности имели силу разве только экономические статьи договора, а в делах политики оба князя были покорными слугами Ивана III».

98 С.Г.Г. и Д., т. I, № 115 и 116: «Две грамоты, утверженные великого князя Ивана Васильевича болшого с князем Иваном Васильевичем меншим».