В тяжкую годину напряженной внешней и внутренней борьбы великорусская великокняжеская власть нашла в митрополите Алексее энергичного и даровитого руководителя. Алексей явился на митрополичьей кафедре прямым продолжателем деятельности св. Петра и Феогноста, углубляя связь церковно-политической работы митрополии с великокняжеской политикой московских князей. Эта связь получила при нем особенно яркую окраску благодаря особенности его положения, которое греки так изображали (очевидно, по сообщению московских послов): в. к Иван Иванович «перед своей смертью не только оставил на попечение этому митрополиту своего сына, нынешнего великого князя всея Руси Дмитрия, но и поручил ему управление и охрану всего княжества, не доверяя никому другому, ввиду множества врагов внешних, готовых к нападению со всех сторон, и внутренних, которые завидовали его власти и искали удобного времени захватить ее»214. Традиции владимирского митрополичьего двора, сложившиеся еще во времена митр. Максима, окрепли и определились в духе московской политики, когда на митрополию вступил питомец московского княжого двора и его боярской среды и воспитанник митр. Феогноста. Личный отпечаток, наложенный на деятельность митр. Алексея его «стараниями сохранить (вверенное ему) дитя и удержать за ним страну и власть»215, придал лишь больше цельности осуществлению ее принципиальной основы – борьбы за «приведение к единству власти мирской»216 в связи с защитой единства русской митрополии. А такая связь задач светской власти с церковно-политическими задачами митрополии расширяла в значительной мере кругозор великокняжеского правительства и содействовала освещению ее политики особой идеологией. Митр. Алексею пришлось в конце 60-х и в начале 70-х годов XIV века вести параллельно с делами, разыгрывавшимися на Руси, принципиальную борьбу с литовским врагом на византийской почве. В 1370 и 1371 годах между Русью и Константинополем шла оживленная переписка, в которой митр. Алексей проводил весьма настойчиво определенную тенденцию, исторически потому существенную, что за ней была значительная будущность в истории московских политических теорий и воззрений.