Еще существеннее для патриархии были протесты против сохранения исконного единства русской митрополии с другой стороны. Польский король Казимир обратился в ту же пору к патриарху с требованием поставить особого митрополита на Галицкую митрополию, так как «Малая Россия», состоящая под властью польского короля, «гибнет ныне без закона», и добавил угрозу, что отказ заставит его «крестить русских в латинскую веру»225.
Прибыло в Константинополь и посольство от тверского великого князя Михаила с жалобами на митр. Алексея и требованием суда над ним. Митрополичье отлучение поразило и в. к. Михаила и его братию, тверских князей, и епископа Тверского Василия226.
Политическая борьба на Руси чрезмерно подчиняла себе церковные отношения; митр. Алексей отождествил верность церкви с верностью крестоцеловальному признанию власти в. к. Дмитрия.
Перед патриархом раскрылась такая связь и западнорусской, и великорусской политики Москвы с церковными отношениями русской митрополии, которая и его сделала орудием этой политики. А подобная роль грозила компрометировать патриарший авторитет не только в Литовско-русском государстве, но и во всей сфере литовского влияния, не говоря уже об угрозе польского короля разорвать связи его русских владений с Восточной церковью.
Патр. Филофей в мае 1371 года утвердил соборное деяние о поставлении на галицкую митрополию королевского кандидата еп. Антония с передачей в его управление владимирской, перемышльской, туровской и холмской епархий, т. е. владений польского короля, а затем – в августе – обратился к митр. Алексею с посланием, где сообщал о поступивших на него обвинениях: митрополит «утвердился на одном месте», а «все прочия оставил без пастырского руководства, без учения и без духовного надзора» – не посещал Малороссии в течение ряда лет227. Осудил патриарх в «соблазнительные раздоры с тверским князем Михаилом»228. Патриарх сообщал митрополиту о назначении Антония на малорусскую митрополию и звал его на суд – либо лично, либо через присланных в Константинополь митрополичьих бояр229. Решившись на такой шаг, патриарх действовал, однако, с большей осторожностью, избегая столкновения с обеими сторонами и подчинения своих действий одной из них230; его грамоты митр. Алексею излагают обвинение в тоне самооправдания патриарха, а суд, которому и срок был назначен, в конце концов не состоялся. В Москве не приняли формального патриаршего суда, а ход событий привел к крушению литовского и тверского натиска на московско-владимирское великое княжение. По-видимому, сообщение патриаршего посла231, отправленного на Русь к митрополиту, выяснили патриарху реальное соотношение боровшихся сил, с которым приходилось считаться. Патриарх круто меняет тон, не настаивает больше на явке сторон к суду, а посылает митр. Алексею и в. к. Михаилу грамоты, призывающие их к примирению, предлагает даже посредничество между ними своего посла-представителя, пребывавшего у митрополита на Руси в. к. Михаил получает теперь прямой совет просить у митрополита прощения и строгое внушение о хранении крестного целования. Патриархии пришлось удовольствоваться новыми объяснениями и оправданиями митр. Алексея, который опровергал обвинения польского короля и литовского великого князя – указанием на непреклонную вражду Ольгерда, которая лишала его возможности лично посещать Киев и западные епархии, а источником имела защиту Великороссии от стремления Ольгерда «приобрести себе власть и в Великой Руси»232.
Патриарх отступил – на время. Но его отношение к деятельности митр. Алексея в корне иное. Он и теперь настойчиво ставит Алексею на вид, что тот посвящен в митрополиты «не одной какой-либо части по всей Руси» и обязан относиться ко всем князьям Русской земли с равной пастырской любовью, а не так, чтобы «одних из них любить, как своих сынов», а других нет; так же с полным беспристрастием между Москвой и Литвой призывает патриарх Алексея относиться к обоим великим князьям, примириться с Ольгердом, чтобы открыть себе доступ к попечению о Западнорусской церкви и «христоименитом народе Господнем», который состоит под властью литовского великого князя233. Не только из Западной Руси, но также из Византии подымались веяния, противные превращению киевской митрополии и всея Руси в национальное великорусское учреждение, опору великорусской великокняжеской власти и орудие ее мирской политики. Эти веяния восторжествуют при преемниках Алексея в связи с общим ходом политической жизни Восточной Европы, до тех пор, когда окончательная победа национального характера Русской церкви и ее митрополии не закрепится канонизацией памяти св. Алексея по почину восприемника его заветов митр. Ионы.