Собирание русских земель Москвой

Дело быстро закончилось поражением главных новгородских сил от передовой московской рати на Шелони и двинян с их воеводой князем Василием Шуйским – отрядом великокняжеского воеводы Образца. Последовал мир, запечатленный в окончательных грамотах, который почти дословно повторил Яжелбицкий договор; «за новгородскую проступку» Великий Новгород обязался в четыре срока уплатить значительную контрибуцию520.

Заключению этого мира в летописных повествованиях, отразивших на себе московскую точку зрения, придан характер великодушного великокняжеского «пожалования», своего рода амнистии «новгородской проступки», по печалованию митр. Филиппа, братьев великого князя и его бояр521. Но на этот раз примирение еще приняло старинную форму договорного «докончанья», скрепленного крестным целованием великого князя к Новгороду, и мир – согласно терминологии договора и летописных повествований – заключен «по старине, по пошлине». Однако это восстановление не новгородской, а великокняжеской старины522. Дело шло на первых порах об осуществлении и закреплении условий Яжелбицкого договора. Признание всех актов новгородского законодательства и управления совершаемыми в имени великого князя и гарантия судебной власти его наместников должны были получить свое полное значение. С августовским «докончаньем» 1471 года неразрывно связано и составление Новгородской Судной грамоты – «по докладу господе великим князьям», где установлено «без наместников великого князя посаднику суда не кончати, а наместником великого князя и тиуном пересуд свой ведати по старине»; она явилась результатом пересмотра и новой редакции той Судной грамоты, которая упоминается в договоре: «А что грамота докончалъная в Новегороде промежь себя о суде, ино у той грамоты быти имени и печати великих князей»523. Усиливалась активная роль великокняжеских наместников в новгородском суде и управлении, неотделимая от доли великого князя в новгородских доходах.

С московской точки зрения условия договора 1471 года представлялись весьма умеренными; великий князь обошелся с новгородской стариной по-своему, сравнительно осторожно. В этом можно усмотреть определенный политический расчет.

В. к. Иван был силен перед Новгородом с его внутренними раздорами, и не было в интересах великокняжеской политики скреплять согласное объединение новгородцев поспешным и слишком резким давлением. Щадя – по внешним приемам – вечевые инстинкты новгородской массы, в. к. Иван направил крутые удары на виднейших вожаков литовской партии, внося в ее среду дезорганизацию и сознание полного бессилия524.

Дальнейшее развитие новгородской политики Ивана III проходит по двум стадиям: великий князь в течение некоторого времени усиливает проявления подлинной власти своей при относительном соблюдении традиционных форм ее деятельности, т. е. новгородской «старины и пошлины», а затем круто водворяет свое вотчинное «государство» над Великим Новгородом.