Собирание русских земель Москвой

В «старине и пошлине» новгородской за княжеской властью сохранялись значительные права и полномочия, но связанные нормами этой «старины» в том отношении, что были осуществимы только как права и полномочия местной, земской власти. Князья могли использовать их в полной мере лишь под условием пребывания в Новгороде и не иначе как при участии посадника и при посредничестве должностных лиц, взятых из состава новгородских мужей. А с тех пор как новгородскими князьями стали великие князья всея Руси, неизбежный абсентеизм княжеской власти парализовал ее активное участие во внутренних делах Великого Новгорода, как, с другой стороны, поглощение великокняжеской силы внутренней борьбой за власть и внешними делами на юго-востоке и на юго-западе Великороссии взрастило самостоятельность Новгорода во внешней политике. «Старина» новгородской княжой власти пришла в упадок, уступая все более и более «пошлине» новгородского народоправства. Эту «пошлину» новгородцы развивают и укрепляют в своих договорах с князьями, заботливо охраняя внеземское положение князя запретом ему землевладения на своей территории и связей патроната-закладничества в среде новгородского населения. Однако Великий Новгород оставался в составе великого княжения всея Руси, и новгородцы долгое время настойчиво проводили традицию признавать своим князем носителя великокняжеской власти. На основе весьма реальных политических и экономических интересов соединение в одном лице великокняжеской власти владимирской и Новгорода Великого сложилось в прочную «старину и пошлину», которую и новгородцы усвоили как черту своего обычно правого порядка; попытка перенести княжескую власть на литовского великого князя была, несомненно, коренным и смелым новшеством одной из новгородских партий. В терминах великорусского княжого права та же «старина и пошлина» выражалась признанием Новгорода «вотчиной» великих князей всея Руси. И эта связь Великого Новгорода с великим княжением подверглась тяжкому испытанию, когда оно превратилось в вотчину московских государей, слилось в одно целое с их московской отчиной. Перестройка на новых, вотчинных основаниях внутренних отношений великого княжества надвинулась на вольность новгородскую как конечная, смертельная угроза.

В договоре 1471 года в. к. Иван, прежде всего, следуя Яжелбицкому договору, закрепляет безусловную принадлежность Великого Новгорода составу великого княжения всея Руси. Новгородцы обязаны признать, что должны «быть от великих князей неотступными ни к кому» и впредь не принимать на пригороды ни литовских князей, ни русских, недругов великому князю. Затем он берет на себя деятельную роль новгородского князя, главным образом (не говоря о полном подчинении внешних отношений) в деле суда, обеспечив за собой и своими наместниками условия такой роли. Восстановлена, по старине, и зависимость новгородской церкви от московского митрополита поставлением Феофила на владычество (в декабре 1471 года).

Усиление княжеской власти открывало новые возможности для вмешательства во внутренние отношения Великого Новгорода. А эти отношения приняли весьма тягостный характер. Хозяйничание боярской олигархии вызывало острое недовольство средних и низших слоев населения525, а планы литовской партии шли вразрез с интересами новгородского купечества, тяготевшего по торговым связям к Северо-Восточной Руси.

Однако партия Борецких, видимо, не считала своего дела безнадежно проигранным и после 1471 года. В ближайшие годы видим вокруг степенного посадника Василия Ананьина людей этой партии, они пытаются сплотить новгородцев прямым террором на противников из числа бояр526. Но в массе вечевая толпа была не на их стороне. Современник-пскович записал в свою летопись, что новгородские житьи и молодшие люди сами призывали в. к. Ивана на управу, «что на них насилье держат посадники и великие бояре – никому их судити не мочи; как тии насильники творили, то их такоже иметь князь великий судом по их насильству и мзде судити»527.