Собирание русских земель Москвой

Объединение обширной великорусской территории под непосредственной властью московского великого князя создало весьма своеобразное и сложное представление о ее владельческо-политическом характере. Если объединение московской отчины с областями владимирского великого княжения (в более тесном смысле) вело к представлению об их совокупности как едином вотчинном государстве государя князя великого, то уже с Новгородом и Псковом дело обстояло несколько иначе. Их инкорпорация в состав великокняжеских владений усложняет само представление о «великом княжении». Иван III говорит о нем в своих грамотах как о трехчленном целом: Москва, Новгород и Псков составляют его великое княжение, но тот же термин сохраняет и более тесный смысл, означая московско-владимирскую область, без Новгорода и Пскова как особых «отчин» великого князя; а когда рядом с ними стала еще одна «отчина» – тверская, в. к. Иван заговаривает о «всех своих великих княжениях». В политических представлениях эпохи на первом плане не единство территории, а полнота великокняжеского властвования над всеми ее составными частями, не собирание земли, а собирание власти. А как Иван III понимал полноту этой вотчинной власти, сказалось наглядно в эпизоде, который разыгрался между ним и псковичами в 1499 году558, в период его колебаний по вопросу о своем преемнике. В 1498 году Иван Васильевич благословил «при себе и после себя» внука Дмитрия на великое княжение владимирское, московское и новгородское, а через год «пожаловал сына своего князя Василия Ивановича, нарек его государем великим князем и дал ему Великий Новгород и Псков великое княжение». Псковичей об этом уведомил особый посол из Москвы, но их испугал такой выдел, и к великим князьям Ивану Васильевичу и Дмитрию Ивановичу явилось псковское посольство с челобитьем, «чтобы держали отчину свою по старине, а который бы был князь великий на Москве, тот бы и им был государь». В. к. Иван гневно ответил: «Ни не волен яз в своем внуке и в своих детях ино кому хочу, тому дам княжение». Иван Васильевич, очевидно, понял псковское челобитье как попытку вмешаться в борьбу придворных партий из-за Дмитрия-внука и его младшего сына Василия, а не усмотрел вопроса о единстве власти и государственной территории и утверждал свое вотчинное право распорядиться своими великими княжениями – в целом и по частям, как Бог ему на сердце положит.

Рассказ этот показателен как яркое выражение идеи вотчинного самодержавия, к которому нечего было бы прибавить и царю Ивану Грозному. Однако такая полнота владельческой державной власти не возведена в общий принцип, а носит у Ивана III личный характер. Он не передает ее сыну. Его духовная – «ряд своим сыном» – устанавливает для младших братьев в. к. Василия (Юрия, Дмитрия, Семена, Андрея) удельные владения, потомственные и самостоятельные в управлении, а главное – неприкосновенные для великого князя в силу их гарантии отцовским рядом. В. к. Иван наделяет сыновей долями и в Московской, и в Тверской земле, определяет размер уплаты каждым «в выходы в ордынские» и «во все татарские проторы», во многом, стало быть, сохраняет традиционные приемы определения междукняжеских отношений559. Договором между сыновьями Василием и Юрием, который составлен по его повелению одновременно с духовной грамотой, определены будущие их отношения – «брата молодшого» и великого князя, который для младших братьев «господин и брат старейший»560. Старшего сына в. к. Иван благословил всеми своими великими княжествами – Владимирским, Московским, Новгородским, Псковским и Тверским. Нет еще установленного термина для обозначения совокупности всех владений. Но победа единодержавия сказалась в том, что нет в духовной Ивана III речи о разделе отчины по уделам; это не раздел наследия, а наделение членов великокняжеской семьи не в меру обычно правовых долей всех отчичей, а в меру обеспечения их княжого положения. Старое семейное право умерло, и выморочный удел пойдет целиком великому князю.

Удельные князья теряют характер участников в княжой политической власти. Им запрещено «деньги делать» по своим уделам; их судебные права, по крайней мере в селах московских станов, ограничены докладом их приказчиков великокняжескому наместнику; нет уже оговорки о возможном прекращении великокняжеского права требовать дань с их владений; и все пережитки удельно-вотчиного строя покрыты требованием «слушать» великого князя «во всем». Новое право единодержавной и самодержавной монархии еще не построено, не развито так, чтобы упразднить устарелую форму духовной грамоты – отцовского ряда; и текст духовной больше зависит от традиционных приемов изложения, чем соответствовало бы новому строю отношений.

IV