Он радовался тому, что нашел свою потерянную принцессу. Многие были уверены, что ее просто не существует. Делани преобразилась и воплотила в жизнь его мечту.
Он с удовольствием наблюдал, как мягкий свет от фонарей играет на ее лице.
– Чего я не понимаю, – тихо сказал он, – так это того, почему никто на твоем кукурузном поле не догадался, что ты не одна из них.
Это была, скорее всего, констатация факта, а не комплимент, поэтому Каэтано опешил, когда она нахмурилась.
– Я не понимаю тебя, – сказала она.
– Посмотри на себя. – Он держал ее за руку одной рукой, а другой провел по ее щеке. – У тебя скульптурные, аристократические черты лица рода Монтань.
– Самое смешное в том, – серьезно произнесла она, – что я похожа на Кларков. Соль земли. Я истинная канзаска. Веснушки на моем носу появились из‑за работы под канзасским солнцем. У меня мозоли на руках, которые появились благодаря канзасской земле и работе в полях. До твоего приезда любой, кто меня знал, высмеял бы идею о том, что я не Кларк.
Каэтано сдержал вздох.
– Я понимаю, тебе тяжело. – На самом деле он ее не понимал, но не стал об этом говорить. – Нелегко быть так далеко от дома и соответствовать чужим желаниям. Я тебе не завидую.
Она оценивающе посмотрела на него:
– Ты судишь по себе? В детстве тебя отправили в школу‑интернат. – Он уставился на нее, и она моргнула. – Мажордом рассказывал мне всевозможные истории. И о тебе тоже.
Каэтано напрягся, но постарался успокоиться.
– Мои страдания меркнут в сравнении со страданиями моего народа.
Обычно, когда он говорил что‑то подобное, тот, кто его слушал, вздрагивал и энергично кивал. Никто не говорил «аминь», хотя это подразумевалось.
Делани не сделала ни того ни другого. Во всяком случае, она посмотрела на него насмешливо.
– Страдания – не пирог. Если один человек получает кусок этого пирога, другой может его не получить. Как ни прискорбно, всегда есть чем заняться.
Каэтано почувствовал странную неуверенность.
– Я не пытался подсчитать страдания.
– Разве нет? Ты никогда не говоришь о своих чувствах. Ты говоришь только о своей стране.
– Моя страна важна для меня, – возразил Каэтано и сжал ее руку. – Мои чувства не в счет.
Она посмотрела на их соединенные руки, словно там было что‑то, что имело для него значение. Он понял, что тоже уставился на их руки, поэтому пришел в ярость.
– Твои чувства не имеют значения или ты их не понимаешь?
– Чему тебя учит Синьорина? – спросил он, мысленно приготовившись к бою.
Ему предстояла очень специфическая битва, которую он хотел начать с этой женщиной. И это будет не драка, а состязание в страсти.
– Ты сердишься, – заметила Делани со сводящим его с ума спокойствием.
– Очень в этом сомневаюсь, – размеренно процедил он сквозь стиснутые зубы. – Как политик, я не имею права сердиться.
– И это сердито говорит человек, называющий себя главнокомандующим.
– Главнокомандующий – это звание. – Каэтано заставил себя улыбнуться. – Звание, к которому я отношусь серьезно. Главнокомандующий не позволяет себе злиться в неспокойные времена.
Она наклонила голову набок и проницательно посмотрела на него голубыми глазами:
– Ты действительно точно знаешь, когда злишься?
И вдруг все его эмоции перемешались, и он снова почувствовал себя неуправляемым. Он испытал нечто большее, чем безумие, охватившее его, когда они целовались. Такое ощущение, что Делани стала его частью, а он не понимал, как это произошло. И все из‑за странного и безобидного разговора.
Каэтано постарался успокоиться привычным способом, думая о предстоящей свадьбе. Потому что ничего не имело значения, кроме свадьбы.
– Подготовка к нашей свадьбе идет полным ходом, – проворчал он.
Когда Делани скрестила руки на груди, он понял, что нарочно сменил тему, чтобы она оправдывалась.
– Свадьба главнокомандующего – международное событие, – продолжал он несмотря на то, как она разглядывала его. – У нас много союзников в разных странах, и нам нравится, когда они участвуют в наших церемониях. Не то чтобы нам требовалась легитимность, но после того, как на церемонии побывают представители других стран, ее будет трудно аннулировать тем, кто живет в нижнем дворце.
Каэтано не сомневался: мажордом выполнил свою работу, и Делани знает, что нижним дворцом называется резиденция Монтань, уютно расположившаяся в собственной скалистой бухте с самым красивым пляжем.
– Никто не советовался со мной по поводу свадьбы, – спокойно произнесла она, но на ее лице отразилось недовольство.
– А зачем? – спросил он, обнаружив, что ему стало гораздо легче притворяться непринужденным, когда Делани сердилась. – У тебя слишком много дел. Тебе надо привыкнуть к новой роли и изучить свой новый дом.
Она свирепо уставилась на него:
– По‑моему, если планируется свадьба, на ней должна появиться невеста. Это разумно, не так ли? В противном случае возникает ощущение, что кто‑то что‑то скрывает или замышляет.
– Невестой может быть любая, Делани. Невесте надо просто появиться на свадьбе. Но не каждая сумеет стать королевой Иль‑д’Монтань.
Он заметил, как она пытается смириться с идеей стать королевой.