– Как мило! – съехидничала Анна. – То есть представитель культуры, с одной стороны, и масс-медиа, с другой, пытаются склонить меня к аморальности во имя удовлетворения личных амбиций, чужой похоти, проигнорировав так называемые общие цели, которые должны содействовать развитию общества, вместе с тем и страны. Прошу заметить – именно развитию, а не ее деградации.
Казалось, Камушкина слишком драматизировала развернувшуюся тему, но ее протест заставил многих присутствующих увязать произнесенные слова в логическую цепочку. Увидев вдумчивое напряжение, Аня продолжила уже с большей уверенностью:
– Разве мы, режиссёры, актеры и прочие творческие создатели, не есть этой самой культурой? Так какое она имеет лицо в таком случае, культура эта? И если, к примеру, я – бездарь, вам не стыдно насыщать общество, якобы вами любимое, пустышками, позорящими народ? Разве это не деградация – продвигать и популяризировать безнравственных и бестолковых лиц, становящихся кумирами наших детей, которым те подражают?! А может, мы оставим эти грязные методы пиара в прошлом или даже настоящем, а в будущее перейдем с чем-то стоящим и необходимым? Может, перейдём к поощрению за заслуги перед обществом и таланты, а не за красивые оголённые тела и бурное минутное наслаждение? Нет. Вы не пойдёте на такой подвиг. Потому что каждый из вас побоится стать слишком моральным – это скучно и немодно. Жаль. А ведь вместе с этим поднялось бы все общество. Будь меньше примеров распущенности, наши дети имели бы возможность быть здоровее и духом, и телом. Но куда тут говорить о таких ненужностях, когда всегда в моде сделки, способные принести деньги и славу.
– Зачем вы так утрировали мои слова? – с наигранной усмешкой произнес Федотов.
– Я высказала свое мнение! – подчеркнула она. – Правдивую точку зрения и, как по мне, нужную обществу больше, чем ту беспринципность, которую предлагаете вы.
– Следующий вопрос, – нервно обратился к журналистам Ковалев, явно взбешенный выступлением подчиненной.
– У вас проблемы в труппе?
– Вы не можете найти язык с актрисой?
– Как вы справляетесь с критикой в свой адрес?
Публика была взбудоражена, что предвещало поток еще более едких замечаний.
– По премьере вопросы есть? – монотонно спросил Ковалев, чувствуя напрягшиеся в исступлении желваки.
Повернувшись в сторону Анны, он удивился самообладанию, которым она, очевидно, хотела подчеркнуть свое ярое желание противостоять любым попыткам её унизить.
– Анна, как вы сработались с темпераментом режиссера?
– Справедливости ради хочу заметить, что Вадим Яковлевич – талантливый драматург, – холодно отвечала она, – хоть и несколько… м-м-м… самодур.
Это был край!
– Вы не забылись, милочка? – процедил сквозь зубы взбешенный босс.
– Я искренне отвечаю на поставленные мне вопросы. Людям нравится честность, – она испепелила своим взглядом его последние попытки сохранить спокойствие.
Перед ним сидела не Анечка – просто нечисть в юбке. И он сам эту нечисть разбудил. Его глаза стреляли гневными искрами, тут же отбиваемыми ледяным хладнокровием ее взгляда. Господи, куда опять ангел делся? Да он ее… сейчас… А что он сделает? Сменит актрису? Сразу после премьеры?
Дабы прекратить это бесчинство, Анна внезапно для всех поднялась и с извинениями поспешила покинуть конференц-зал. Спустя несколько мгновений, пропустив мимо своего внимания следующую реплику от Федотова, Вадим вскочил, будто угорелый, и последовал за ней.
Понимая, что не сумела себя вовремя остановить, что стало причиной гнева Ковалёва, актриса поспешно свернула в комнату отдыха. Там хотелось немного успокоить себя и отправиться домой и больше не сталкиваться с Ковалевым.
Но только Аня присела на диван, как услышала стук захлопнувшейся двери. Закрывающейся на ключ. Откуда-то снизу, из-под пола, будто током сразила мелкая дрожь, а стопы стали свинцовыми.
Взбешен, разъярен, возбужден – это была гроза в живой человеческой оболочке.
– Ты что себе позволяешь? – заорал Вадим и внезапно схватил со стола настольное зеркало и с размаху бросил о стену. – Ты кто такая? Дрянь! Бездарь!
В какой-то момент ей удалось встретиться с ним взглядом. Его глаза показались Ане напрочь черными, просто налитыми злобой.
Далее полетели еще какие-то предметы. Их Анечка не видела, потому как скукожилась в страхе, что один из них попадет в нее. Но все летело куда-то в сторону, – значит, убить ее у него намерения не было.
– Я прошу тебя, Вадим, – вдруг взмолилась она, и он не заметил сам, как очутился в непосредственной близости у ее глаз, пронзающих его мольбой. Как будто эти несколько метров его кто-то пронес над твердью…
Но её взгляд… Вадим тонул в этих глазах, словно погружаясь с головой в их водоворот… Они увлажнились, Аня была на грани слез, но самое главное – она смотрела на него с нежностью, не с яростью… Я что-то пропустил? У нее есть чувства? И она их скрывает? Может быть! Да! Она ведь актриса, в конце концов!