Соблазны несвободы. Интеллектуалы во времена испытаний

Эта оценка — самое меньшее, что можно сказать о событиях 1989 г. и последующих лет. Они не стали «концом истории», но, бесспорно, положили конец тоталитаризму, который придал XX веку столь чудовищный облик. В нашем исследовании мы понимали тоталитаризм в строгом смысле этого слова, а не просто как тиранию или деспотию. Тоталитарные режимы — это специфически модерные режимы, использующие тотальную мобилизацию всех и каждого во имя какой-либо идеологии и в интересах вождя или небольшой правящей клики. В них можно видеть одну из двух форм посттрадиционного общественного порядка; другая форма — демократическое самоопределение. Обе предполагают глубокую трансформацию традиционного общества, которую одни осуждают как «атомизацию», а другие восхваляют как «индивидуализацию», то есть разрушение социальных связей, предписанных традицией. Инструменты тотальной власти описывались не раз. Это прежде всего наряду с квазирелигиозной идеологией мобилизация «атомизированных» индивидов и партия как механизм такой мобилизации. Кроме того, это аппарат для контроля за отклонениями, венчаемый государственной полицией и концлагерями или ГУЛАГом.

В некоторых отношениях фашизм и коммунизм — две глубоко различные версии тотальной власти. Но у них есть общая черта: тот и другой не могут существовать долго. Звучит цинично, если вспомнить, что тоталитарные режимы XX в. успели погубить миллионы жизней; тем не менее это правда. Национал-социализм с самого начала был формой власти, обреченной на крушение. Война — о чем многие догадались очень рано — была заведомо встроена в этот режим как неизбежная кульминация его развития. А поскольку войну предстояло вести псевдогосударству, не имевшему организующей идеи, в самой конструкции режима заключалось и его тотальное поражение. Обязательная привязка этой конструкции к одному-единственному вождю лишь закрепляла самоубийственную тенденцию. Аналогия с Джонстауном — коллективным самоубийством приверженцев так называемого преподобного Джонса в Гайане — вовсе не притянута за волосы.

В случае коммунизма увидеть внутреннюю обреченность системы не так легко. Большевизм еще в большей степени, чем фашизм, представляет собой феномен запоздалой модернизации — он, согласно формулировке, которую использовал Ленин, есть «советская власть плюс электрификация». Истинно тоталитарные черты советский коммунизм приобрел лишь при Сталине. Сталин (как впоследствии Мао) нуждался во внутренних, зачастую искусственно провоцируемых кризисах для консолидации своей тотальной власти. В известном смысле ему тоже была нужна война. Тем не менее в коммунистическом государстве присутствовали элементы организующей идеи, пусть эта идея и не пустила корней при пересадке в более развитые восточноевропейские страны. Система, которую возглавлял Сталин, продолжила существовать после смерти диктатора, так как продемонстрировала способность в определенной степени заместить или хотя бы дополнить тоталитарную мобилизацию авторитарной властью.

Авторитарным, в отличие от тоталитарного, является режим, при котором власть организованной политической группировки опирается на молчание большинства. Партия (так называемая чиновничья номенклатура) не нуждается в постоянной и поголовной мобилизации — до тех пор, пока основная масса граждан помалкивает и выполняет свои каждодневные обязанности. Тех, кто не подчиняется, преследуют, им затыкают рот, их сажают в тюрьму, иногда высылают из страны, но государство, как правило, их уже не убивает. Строптивые и независимые интеллектуалы, о которых мы будем говорить в этой главе, — Вацлав Гавел и Бронислав Геремек, Андрей Плезу и Желю Желев, а также некоторые другие, — прошли через тюрьмы и потеряли работу, но сумели пережить номенклатурный коммунизм.

Все же и эта форма коммунистического тоталитаризма, смягченная элементами авторитарности, оказалась неустойчивой. У революции 1989 г. было множество причин, но важнейшей из них, безусловно, стала гласность — ограниченная форма свободы слова, поколебавшая самые основы режима. На деле изобретатель гласности Михаил Горбачев хотел большего, он планировал реформы, перестройку, как он называл свой проект. Но Горбачев не смог осуществить задуманное, потому что не имел ясного представления о цели и содержании этих реформ.