Читаем Собольск-13 полностью

Опять же, рассудить, тебя-то он тоже обидел. Пришел незнамо кто, неведомо откуда, голоногий да голенастый, и — на тебе! — обрадовал: телевизор твой нарушу. Распетушился в чужом дому. А знаешь ты, петушина, как он, телевизор-то, доставался? Сколько деньжищ истрачено, сколько порогов оббито, сколько разных жалоб и прошений подано! Купила «Рубин», а а как его наладить, до дела довести — никто не знает. Не было еще телевизоров в Турьем логу, первый из Москвы привезла.

Приняли муки аж выше темени. В Серебрянске про телевидение ведать не ведают, только слыхали, что есть такое. Поехала дальше, в область, в Зауралье. Там и разговаривать не стали. Какой может быть разговор, когда еще телевидения-то нет, еще только башню строят? Покатила дальше, в уральскую столицу, в Свердловск. Глаза шире ворот раскрыли: что вы, гражданочка? Да разве за триста километров телевидение принимают? Ждите, пока техника дорастет.

Поняла Дарья: обмишурилась, раньше времени машину купила. Что же теперь? Попуститься? Еще чего… Вернулась в Зауральск и прямой дорогой в обком партии. Пошли навстречу, дали команду: привезла в Турьем логу телевизорщика. Полмесяца жил, поила, кормила. Толковый паренек попался — наладил-таки. Весь поселок бегал чудо смотреть, каждый вечер подле дома очередища выстраивалась. Заместо клуба Дарьин дом стал в поселке. Ребятишки до сих пор не отстают. А чего же? Пускай ходят, меньше баловства будет. И все это нарушить? Нет, умник, не на таковскую нарвался.

Телевизор теперь как звезда — и ей, и всему народу светит. Как же его отдать?

До звезд Дарья смолоду настырная была и теперь не уступит. Помнишь, как первую свою звезду искала? Дитенком еще, лет семи-восьми. Смотрела, смотрела вечерком на небеса и все никак понять не могла: а что же это такое, что взрослые звездами зовут? А тут, как на грех, и вывернись одна: сорвалась с вышины, прочертила полнеба и упала за горку. Совсем недалечко, только за ближние сосны зайти. Большая да яркая такая.

Побежала Дашенька искать ту звезду. Темно в лесу. Теперь густолесье хорошее, а тогда и вовсе тайга была. В вершинах ветер гудит, где-то сучки трещат, а Дарье не до этого — звезду ищет.

Искала, искала, умаялась. Спать охота, домой бы идти, а куда — не знает. Заблудилась. Ну, ничего, дом-то недалеко, рядом, сейчас отыщет. Светать стало, а дома все нет и нет. Даже обидно. Присела у куста, поплакала, а потом и уснула. Выспалась и опять пошла дом искать.

И нашла. Идет себе по поселковой улице как ни в чем не бывало. Бабы из домов глядят, глазам не верят: Дашка домой идет, а ее весь поселок в горах и в лесу искал.

Пришла домой, а мать не знает, что с дочерью делать: и шлепков даст, и расцелует, и слезами обольется. Баб набежал полон дом.

— Где хоть шлялась-то, доченька?

— Звезду искала.

— Какую-такую звезду?

— А которая с неба упала.

— Батюшки-светы! Выдумает же. Нашла хоть?

— Не-е. Она в озерко упала. Там светит.

— Час от часу не легче! В воду хоть не лазила?

— Лазила. Не достать было. Как я в воду залезу, так она запрятается. Не видно.

— Так ведь утопнуть могла.

— Не-е. Я легкая, не утопну.

— И еще звезду пойдешь искать?

— А чего? И пойду, если упадет.

— Ну и девка!

А что — девка? Девка как девка. Маленько своеобычная была, верно. Должно, потому, что единственная дочка была у турьеложского углежога, баловница. Все как-то не так получалось, как у других. Девчонки-ровесницы все в Турьем логу пооставались, замуж повыходили, домашним хозяйством занялись. Так тут и постарели. А Дарью Кокорину на Дальний Восток понесло, да не куда-нибудь, а в самую глухомань, на Зею, на золотые прииски. Как тогда их звали — хетагуровки. Была такая Валя Хетагурова, позвала девчат на Дальний Восток. Тысячи понаехали, отозвались на призыв.

Там потихоньку и до пенсии дожила. Пенсию хорошую определили, по тому заработку, когда работала в забое. Сто двадцать рублей вывели как одну копеечку. Было бы больше, да максимум не позволил. Больше и не надо, на всю потребность хватает. Возворотилась в родное гнездо Турий лог. И тут повезло: домишко навернулся, недорогой да ладный. Все устроилось, живи-поживай, скуки не знай. Когда скучать? То одно, то другое. Не забывают пенсионерку поселковые организации, да своих дел выше темени. Вместо огорода цветник развела. Красотища! Родичи набежали: сдурела, что делаешь? С огорода вон сколько прибыли можно взять, а с цветочков что? Чудишь на старости лет.

Такие умники, все поучали, как ей жить в Турьем логу надо. Ее, Дарью Кокорину, которая сроду никого не слушалась, своим умом жила. Ну, ничего, она им тоже зарубку в памяти сделала: выставила непрошеных советчиков за калитку и больше приходить не велела. Чего с ними цацкаться, с такими-то? Только и свету в окошке имеют, что прибыль да нажива. А жизнь-то наша давным-давно не та, не старая. Жизнь красивая стала, и дурень тот человек, который той красоты не видит и жить ею не хочет. Ей с теми дурнями не по пути…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Огни в долине
Огни в долине

Дементьев Анатолий Иванович родился в 1921 году в г. Троицке. По окончании школы был призван в Советскую Армию. После демобилизации работал в газете, много лет сотрудничал в «Уральских огоньках».Сейчас Анатолий Иванович — старший редактор Челябинского комитета по радиовещанию и телевидению.Первая книжка А. И. Дементьева «По следу» вышла в 1953 году. Его перу принадлежат маленькая повесть для детей «Про двух медвежат», сборник рассказов «Охота пуще неволи», «Сказки и рассказы», «Зеленый шум», повесть «Подземные Робинзоны», роман «Прииск в тайге».Книга «Огни в долине» охватывает большой отрезок времени: от конца 20-х годов до Великой Отечественной войны. Герои те же, что в романе «Прииск в тайге»: Майский, Громов, Мельникова, Плетнев и др. События произведения «Огни в долине» в основном происходят в Зареченске и Златогорске.

Анатолий Иванович Дементьев

Проза / Советская классическая проза
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза