Собор. Роман о петербургском зодчем

– Да ведь он все по обществу измеряет, – проговорил Николай Михайлович. – У него, хоть он и умница, и учен, и способностями обладает немалыми, свое мнение всегда как-то исподволь от общественного проистекает, да не от того общественного, которое мы вот с Петром Андреевичем каждый на свой лад сделать стараемся, а от того, что из салонов течет, из самых изысканных… Он свое мнение высказывает обыкновенно тогда, когда оно ему безопасно кажется. А тут, видите ли, больно уж неожиданный и яркий случай попался – новый гений на голову упал! Да еще какой-то своевольный, да еще иностранец, а у нас сделалось модно иностранцев ругать… Впрочем, президент Академии не удаляется от мнения своих академиков, а большинство из них, как я слышал, сомневаются в талантах господина Монферрана.

– От зависти, что ли? – резко спросил Кочубей.

– Почем же мне, к ним не имеющему отношения, знать, кто и почему? – развел руками Карамзин. – Говорят, проект для молодого такого, а они его молодым именуют, хоть ему и за тридцать уже, говорят, слишком смел. И потом, альбом он издать издал, да без чертежей, ну, по нему и не видно, как рассчитано здание, фундамент, стены. Сомнения вызывает. Так мне господин Оленин сказал.

– Да ведь у нас издательства чертежей не публикуют! – воскликнул Вяземский.

– Ну да, так вот и получилось, что вышли одни картинки.

– Но какие! – Загряжская хлопнула последней картой по карте Карамзина, как всегда первой выйдя из игры. – Какие картинки… Какая мысль… Ах, что за скучные люди эти академики! Неужто они свободы в мыслях не терпят?

– Осторожно, Наталья Кирилловна! – усмехнулся Петр Андреевич. – Так вы и до «свободомыслия» договоритесь!

– А кого мне бояться? – повела плечом достойная дама. – Ежели только заподозрят меня в связи с каким-либо тайным обществом… Их, говорят, много теперь завелось. Все от французов набрались идей!

– Свое бы лучше знали, чем в чужие идеи поигрывали! – морщась, бросил Карамзин и тоже сдал карты. – Революционеры… Ну кому в России нужна революция, милостивые государи?

– Тем же, кому и во Франции! – вспыхнув, воскликнул Вяземский. – Передовым и свободно мыслящим людям – во-первых, народу – во-вторых! И самой России, России, Николай Михайлович, хоть вы и видите для нее рай в умиленных сельских идиллиях!

Карамзин бросил на молодого человека взгляд, в котором недоумение смешалось с сожалением, и ничего не сказал.

– Вы мне не отвечаете? – поправляя очки, с вызовом проговорил Петр Андреевич.

– Ответил бы, голубчик мой, – грустно сказал Карамзин, – если бы вы, во-первых, не вывернули все наизнанку – не поставили бы Россию на последнее место, а передовых людей на первое. А во-вторых, если бы верил, что ваши убеждения суть ваши и вы за них отвечаете, как я за мои… Но спорить с вами не буду, потому как надобности в том не вижу.

Вяземский открыл было рот, чтобы ответить что-то язвительное и злое, но Загряжская движением руки велела ему молчать.

– Петр Андреевич, вы паж мой сегодня, и я вам ссоры за столом учинять не дозволю, хотя бы и за карточным столом! А вы, душечка, князь Николай Владимирович, могли бы мне представить вашего гениального архитектора, мне уж очень хочется на него посмотреть. Он у вас сегодня?

– Что?! – переспросил совершенно ошеломленный Лобанов-Ростовский. – У меня?! Как у меня?!

Загряжская махнула рукой:

– Ах, Боже ты мой, я и позабыла, что сие неприлично – на великосветский бал зодчего пригласить. А что, он ведь дворянин, как мне говорили…

– Да… Но… Но…

Князь не знал, что еще сказать.

– Но не звать же на бал, скажем, мужиков, что кирпичи укладывали! – рассмеялся гренадерский полковник. – Хотя я опять же слыхал, что сей архитектор кровей благородных, да и притом русских. Говорят, он побочный сын нашего графа Строганова, который, помнится, живя во Франции, изрядно там победокурил!

– Ну это уж просто чистый вздор! – расхохотался князь Василий Петрович. – Еще одна попытка наших взбешенных академиков объяснить, как это Монферрану такой заказ доверили… Лишь бы не признать, что Бетанкур его по таланту выбрал. Надо же, придумали, граф Строганов…

– А мне говорили, – пробурчал генерал, задремавший было над картами, но проснувшийся от чужого смеха, – мне говорили, что собор Исаакиевский так, как он задуман господином Ман… Монферраном, выстроен быть не может… Государь ведь заставил оставить от старой церкви алтарные стены, старые опорные столбы и фундамент. Ну и вот, старые столбы сильно мешают новому куполу.