Собрание сочинений. Том 1. Лирические произведения

В Палаццо дожей входим мы.
Но я осмыслил позже,
что значит эта фраза: «Мы
вошли в Палаццо дожей».

А это — в живопись войти,

где вздыбленные кони,
поверить в старые холсты
с Венецией на троне;

поверить в утреннюю синь,

в корабль под парусами
и в женщин с лицами богинь
и с рыбьими хвостами;

поверить в бронзовых рабов

перед узорной дверцей;
поверить в грозную любовь
с кинжалом возле сердца;

в мост Вздохов, в горестную дрожь

в предсмертном коридоре,
и в перстень, что бросает дож
в сверкающее море.

Узнав дельфина по хребту,

когда ладьи трясутся,
суметь поверить, что Нептун
трясет своим трезубцем;

поверить в умиленный взгляд

Мадонны на младенца,
в волхвов молящихся, в козлят,
упавших на коленца;

поверить в воинов, что тут

стоят в сплошном железе,
но верить не в господень суд,
а в гений Веронезе,

и не в тюремный сумрак дел,

рассказанных о дожах,
а в то поверить, что сумел
вообразить художник,

и в нашу сказку о Садко,

и в Гофмановы сказки.
Во все поверить здесь легко!
Так убеждают краски.

Рим в снегу

Мы в Рим приехали, когда
шел снег стеною с неба,
хоть создан Римский календарь
был без учета снега.

На Форум он валил с утра,

и в барельефы втерся,
и завалил собор Петра,
устлал кварталы Корсо.

Так, видимо, на новый Рим

разгневался Юпитер,
что стал он видом снеговым
похож на старый Питер.

И тут повысыпали вдруг

все гимназисты Рима, —
снежками целиться в подруг
и попадать, и мимо!

И не сердилась божья мать

в районе Ватикана
на то, что снег пустились мять
прохожие в сутанах.

Мы показали высший класс

игры под крики «браво».
По вкусу римлянам пришлась
московская забава.

И каждый брошенный комок

был свеж и полон света,
и он осмыслить нам помог,
что мы — одна планета.

А снег лежал, куда ни кинь,

и, обратясь к ухабам,
стояли статуи богинь
подобно снежным бабам.

Но сердце мне щемила мысль

о бедности озябшей,
о шеях без куниц и лис,
без выпушки под замшей.

И ветер изменил свой путь.

С утра по тротуарам
теплынью с моря стало дуть
и пахнуть банным паром.

И таил снег, теплом гоним,

и оползал с колонны,
и оказалось, что под ним —
Рим был вечнозеленым.

От дуновенья теплоты,

летящей с океанов,
пылали яркие цветы
на клумбах у фонтанов.

Пар подымался, словно дым,

от гордых пальм тропических…
Так я узнал типичный Рим
в условьях нетипических.

В редакции «L'Unitа»